Ультиматум Борна

Мари взяла communiqu из Лэнгли и еще раз просмотрела его.

– После нескольких расплывчатых, даже противоречивых описаний происшедшего, – сказала она, – со слов людей, присутствовавших в этом арсенале, или что бы то ни было, в последнем абзаце указано: «Среди вещей, найденных на теле убийцы, была карта Брюсселя и окрестностей, на которой город Андерлехт был обведен красным». Дальше они устанавливают очевидную связь с убийством Тигартена. Это чушь, Джонни, с двух точек зрения… Во-первых, Дэвид никогда не взял бы с собой такую карту. Во-вторых, что гораздо более убедительно, трудно поверить, что советские средства массовой информации станут разглашать подобную информацию, но связь с убийством генерала Тигартена – это уж слишком.

– Что ты имеешь в виду? Почему?

– Потому что предполагаемый убийца находился в России, а Москве нежелательны какие-либо связи с убийством командующего НАТО… Нет, братец, кто-то нарушил правила и заставил ТАСС выпустить эту историю, и, подозреваю, много голов покатятся с плеч за это. Я не знаю, где сейчас Джейсон Борн, но уверена, что он не мертв. Дэвид позаботился о том, чтобы я поняла это.

Питер Холланд поднял трубку и коснулся кнопок, чтобы связаться с Чарли Кассетом по его личному каналу.

– Да?

– Чарли, это Питер.

– Рад это слышать.

– Почему?

– Последнее время по этому телефону я слышу одни только неприятности. Я только что говорил с нашим источником на площади Дзержинского, и он сказал мне, что КГБ жаждет крови.

– Сообщение ТАСС о Борне?

– Да. ТАСС и Радио Москва признали, что публикация истории была официально санкционирована, потому что ее прислали из Министерства печати с пометками для немедленного издания. Тогда никто под этим не подписался, и теперь невозможно проследить, кто поставил те пометки.

– Какой ты делаешь из этого всего вывод?

– Не уверен, но из того, что я узнал о Дмитрии Крупкине, можно сказать, что это в его стиле. Сейчас он работает с Алексом, и если это не из записной книжки Конклина, то я не знаю Святого Алекса. А я его знаю.

– Это совпадает с тем, что думает Мари.

– Мари?

– Жена Борна. Я только что беседовал с ней, и ее аргументы весьма убедительны. Она говорит, что московское сообщение – очевидная чушь. Ее муж жив.

– Согласен. Ты мне для этого позвонил?

– Нет, – вздохнул директор. – Мне придется добавить тебе неприятностей.

– Это я слышать уже не рад. В чем дело?

– Парижский телефонный номер, ведущий к Шакалу, который мы получили от Генри Сайкса в Монтсеррате. Это номер кафе на Мараисской набережной в Париже.

– Где кто-то должен был отозваться на черного дрозда. Я помню.

– Кто-то отозвался, и мы проследили за ним. Тебе это не понравится.

– Алекс Конклин, кажется, скоро получит звание прыща года. Ведь это он вывел нас на Сайкса, не так ли?

– Да.

– Ну, и что там?

– Сообщение было доставлено к дому директора Второго бюро.

– Мой бог! Я бы передал это спецотделу французской разведки с некоторым хронологическим комментарием.

– Я не собираюсь ничего никому передавать, пока не объявится Конклин. Мы обязаны ему.

– Какого черта они делают? – вскричал Кассет рассерженно. – Издают ложные сообщения о гибели – из самой Москвы! Зачем?

– Джейсон Борн вышел на охоту, – ответил Питер Холланд. – И когда охота закончится – если она закончится и если он убьет Карлоса, – ему надо будет выбраться из лесов прежде, чем все кинутся его искать… Надо предупредить каждую базу и каждый разведпост. Кодовое название: «Убийца. Верните его».

Глава 40

Новгород. Сказать, что это было неправдоподобно, означало бы признать возможность правдоподобия, а это было практически невозможно. Он был идеальной выдумкой, его иллюзорные видения были почти реальнее действительности, этой фантасмагории можно было коснуться, почувствовать, использовать, входить в нее и покидать ее; это был коллективный шедевр, сотворенный среди густых лесов вдоль реки Волхов. С того момента, как Борн вышел из глубокого подземного тоннеля, проходившего под речным дном, напичканного охранниками, воротами и множеством камер, он был близок к шоковому состоянию, сохраняя, однако, способность ходить, наблюдать, впитывать впечатления и думать.

Американский комплекс, как, наверное, и остальные, был разбит на секции, четко разделенные между собой, каждая из которых занимала два-пять акров земли. Одна секция, возведенная на берегу реки, очень напоминала центр прибрежной деревни в Мейне; другая, подальше от берега, – небольшой южный городок; третья – оживленную улицу мегаполиса. В каждой из них было организовано соответствующее автомобильное движение, полиция, одежда, магазины, бакалейные лавки и аптеки, бензоколонки и модели зданий – многие из которых достигали двух этажей в высоту и идеально точно изображали настоящие, поскольку в них использовались американские материалы для дверей и окон. Очевидно, как и физический облик, жизненно важное значение имел язык – не просто свободное владение английским, а владение лингвистическими особенностями, диалектами, характерными для конкретных районов. Переходя от одной секции к другой, Джейсон слышал вокруг эти звуки. От «иеа» западной части Новой Англии до техасской медлительности и столь знакомых «ю-олс»; от мягких носовых звуков Средневосточного региона США до громкой абразивности больших восточных городов с неизбежным «Понимаете, о чем я?» в беседах – как в вопросах, так и в утверждениях. Это все было действительно невероятно. В это не просто трудно было поверить, это выглядело неправдоподобным.

Во время полета от Внукова его инструктировал выпускник Новгорода средних лет, которого Крупкин срочным порядком вызвал из московской квартиры. Объяснения невысокого, лысого мужчины были не только многословными, но и по-своему гипнотизирующими. Если бы кто-нибудь раньше сказал Джейсону Борну, что его будет инструктировать советский шпион, чей английский настолько похож на язык южноамериканской глубинки, что выходит из его уст почти с запахом магнолий, он бы посчитал это шуткой.

– Боже правый! И не забудь отведать там барбекю, особенно ребрышки. Знаешь, кто готовил их лучше всех? Один черный парень, которого я считал своим хорошим другом, пока он не подставил меня. Представляешь? Я думал, что он один из радикалов. А он оказался из Дортмута и работал на ФБР. Юрист, однако… Черт, обмен произошел у «Аэрофлота» в Нью-Йорке, но мы до сих пор переписываемся.

– Юношеские игры, – пробормотал Борн.

– Игры?.. О да, он был отличным наездником.

– Наездником?

– Точно. Наша небольшая компания основала Малую Лигу в Ист-Пойнте. Это совсем рядом с Атлантой.

Неправдоподобно?

– Может, вернемся к Новгороду?

– Конечно. Дмитрий, наверное, уже говорил тебе, что я наполовину в отставке, но условия моей пенсии требуют, чтобы я проводил там пять дней в месяц в качестве тренера.

– Я не совсем его понял.

– Я поясню, – странный мужчина разъяснил все более подробно.

Персонал каждого комплекса в Новгороде делился на три класса: тренеры, кандидаты и работники.