находится под гнетом примитивного желания смерти, толкнувшего его в лапы «Медузы». Крушение всех надежд, жажда мщения и ненависть – вот что привело его туда.
Бывший разведчик замолчал, его страдание было очевидно.
– Алекс, – негромко позвал его Валентино. – Продолжай, пожалуйста. Ты не можешь сейчас прерваться, вот так, на полпути.
– Да, да, минутку. – Конклин несколько раз закрыл и открыл глаза, возвращаясь к действительности. – Я думал о том, насколько ужасным все это представляется ему сейчас, когда он вынужден возвращаться к забытому с таким трудом прошлому. Есть еще один горький эпизод, о котором я пока не упоминал.
– Что это? – спросил Кассет, наклоняясь вперед и не сводя глаз с Алекса.
– Когда-то, в начале Вьетнамской войны, один наш человек был молодым офицером из контингента американских войск в Пномпене. Он преподавал в местной школе и был женат на тайке, тоже учительнице. У них было двое детей, и они счастливо жили на берегу восхитительной реки… В одно ужасное утро его жена и дети купались в реке, и непонятно каким образом очутившийся там истребитель из Ханоя расстрелял их с бреющего полета. У нашего человека помутился рассудок от горя, он бросил все и поступил в Сайгоне в «Медузу». Все, что тогда ему было нужно, – это убивать. Он стал Дельтой Один, потому что имен в «Медузе» не признавали. В Сайгоне говорили, что лучшего командира разведывательно-диверсионного отряда у американцев не было за весь период войны. С этим соглашались как на нашей, так и на вражеской стороне.
– Таким образом, он способствовал дальнейшему кровопролитию? – спросил Валентино.
– Только в рамках получаемых из Сайгона приказов, не более. В душе он вел свою собственную войну, находя успокоение в ощущении постоянного смертельного риска пребывания за линией фронта, в тылу врага, и чем ближе к Ханою, тем лучше. Я думаю, он подсознательно постоянно искал пилота того истребителя, который убил его семью… Вот такой эпизод. Когда-то у него была семья и были дети, и их убили у него на глазах. Теперь у него другая жена и другие дети, и на них охотится подбирающийся все ближе и ближе Шакал. Это может подвести к опасной черте и бросить его обратно в то безумие, в котором он когда-то пребывал… Будь оно все проклято!
Четверо мужчин за другим концом стола коротко и молча переглянулись, понимая эмоциональное состояние Конклина. Директор снова взял слово.
– Принимая во внимание расстановку событий во времени, – как можно мягче произнес он, – операция, связанная с Карлосом, имела место примерно десять лет назад, в то время как события в Гонконге происходили несколько позже. Были ли эти два периода связаны между собой? Не называя имен, не могли бы вы посвятить нас в то, что произошло в Гонконге?
Алекс сжал рукоятку своей трости так, что костяшки его пальцев побелели.
– То, что случилось в Гонконге, было наиболее грязной и отвратительной операцией из когда-либо задумываемых ЦРУ, о которой я когда-либо слышал. К моему глубокому удовлетворению, мы в Лэнгли не имели отношения к разработке этой операции, а ее мудрые авторы, я уверен, отправятся в ад. Все подробности этой операции я узнал уже позже, и от того, что узнал, меня едва не стошнило. Мак-Алистер тоже ненавидел все то, что происходило, но он был в этом дерьме с самого начала. Именно поэтому он сам захотел принять участие в этой операции, с риском для собственной жизни. В результате такого геройства его подстрелили около границы Китая и Макао. Но он не мог позволить себе умереть ради такой глобальной стратегии, от которой несло за милю дерьмом.
– Звучит словно обвинительное заключение, – сказал Кассет. – Но в чем заключалось дело?
– Наши люди организовали похищение жены Борна, женщины, выведшей его из амнезии и вернувшей к нормальной жизни. И они оставили след, заставивший Борна следовать за ними в Гонконг.
– Господи, но зачем? – удивленно воскликнул Валентино.
– Такова была стратегия, отлично разработанная, но по сути омерзительная… Я говорил вам, что «наемный убийца» Джейсон Борн превратился в Азии в легенду. Он, не оставив следов, исчез из Европы, но это нисколько не уменьшило его славу на Дальнем Востоке. Однако внезапно в районе Макао начал действовать новый киллер. Он дал очередной толчок нашей легенде. Видите ли, он тоже называл себя Джейсоном Борном. Заказные убийства начались с новой силой. От одного до другого убийства проходили считаные дни, редко недели. Причем новый убийца перенял известный почерк Борна, что подняло на ноги всю полицию. Третий Борн широко развернул свое дело, и было ясно, что он хорошо подготовился, заранее изучив манеры и приемы оригинала.
– И оптимальным противоядием против самозванца мог быть только настоящий Борн, ваш Борн, – заметил директор. – И лучшего способа, чем украсть его жену, для того чтобы заставить вашего Борна пуститься по следу, придумать ничего не сумели? Но почему? Почему Вашингтон был таким безжалостным и эгоистичным? Слава богу, что мы не участвовали в этом.
– Дела в тот период шли очень плохо. Среди клиентов псевдо-Борна оказался один военный психопат из Пекина, член гоминдановского правительства, страстно желавший превратить Дальний Восток в кровавую мясорубку. Он хотел разрушить англо-китайский договор по Гонконгу, захватить эту территорию, погрузив ее в хаос.
– Это означало бы войну, – тихо проронил Кассет. – Пекин нападает на Гонконг и оккупирует его. Всем пришлось бы выбирать себе свою сторону… Война.
– В ядерную эпоху, – добавил директор. – Насколько все далеко зашло, мистер Конклин?
– Вице-премьер Народной Республики был убит в результате покушения в Цзюлуне. Самозванец оставил на месте преступления кровавую «визитную карточку» – «Джейсон Борн».
– О черт! Его нужно было остановить! – взорвался директор, крепко стиснув в кулаке трубку.
– Его остановили, – ответил Алекс, наконец оставив трость в покое. – Наш Джейсон Борн был единственным человеком, способным это сделать… Это все, что я могу вам рассказать. В заключение я хочу повторить, что этот человек, его жена и дети сейчас находятся в нашей стране, и Шакал охотится за ними. Карлос не остановится до тех пор, пока последний, единственный живой свидетель, способный опознать его, не умрет. Карлос жаждет мщения за Париж, Лондон, Рим, Мадрид, особенно за Париж, где мы подобрались к нему особенно близко. Кто-то смог что-то узнать. Где сейчас Карлос? Как он будет действовать? Кто является здесь его осведомителем? Возможно, у него есть человек в Вашингтоне, и он выследил меня и Панова оттуда.
Бывший разведчик снова ухватился за свою трость и устремил в окно пронзительный взгляд.
– Разве вы не понимаете, – негромко произнес он, как будто разговаривая с самим собой, – мы не имеем права позволить этому случиться. Господи, не дай этому случиться!
Сотрудники ЦРУ сочувственно молчали, глядя на Конклина. Затем, по-прежнему молча, они обменялись взглядами, и консенсус был достигнут – три пары глаз сошлись на Кассете, проработавшем с Конклином много лет. Он согласно кивнул, принимая их выбор, и сказал, обращаясь к Алексу:
– Я согласен с тем, что все здесь указывает на Карлоса, но, прежде чем мы приведем в действие машину в Европе, мы должны убедиться, что поступаем правильно. Мы не можем позволить себе ложную тревогу хотя бы потому, что этим покажем Шакалу наше слабое место, а именно Джейсона Борна. Тогда Шакал непременно нанесет туда свой удар. Судя по твоему рассказу, кроме провалившейся операции «Тредстоун-71», к Шакалу и его окружению не приближался ни один из наших агентов или субагентов в течение десятков лет.
Конклин неторопливо изучал задумчивое осунувшееся лицо Чарльза Кассета.
– Ты хочешь сказать, что если я не прав и это не Шакал, то своими действиями мы разбередим рану тринадцатилетней давности и спровоцируем его на нападение? Кроме всего прочего?
– Да, именно так.
– Я считаю тебя умным человеком, Чарльз, и это твое опасение довольно логично… но я был реальным исполнителем операций. Ты знаешь, это здорово оттачивает инстинкты.
– Безусловно, я доверяю твоим инстинктам больше, чем любому детектору лжи…
– Я тоже, – перебил их Валентино. – Конклин спасал наших людей в пяти или шести критических ситуациях, когда все показатели говорили, что он ошибался. Однако Чарли ставит вопрос о законности и целесообразности наших возможных действий. Предположим, что это не Карлос. В этом случае мы не только посылаем в Европу неверные указания – мы, что гораздо важнее, упускаем время!
– Оставим Европу в покое, – спокойно сказал Алекс, опять-таки будто сам себе. – По крайней мере пока.
