Ультиматум Борна

овчарка. Де Соле поправил свои очки в металлической оправе и покосился на наручные часы, с трудом различая фосфоресцирующие стрелки. Насколько он смог определить, было где-то между 3.15 и 3.20 утра, из чего следовало, что он приехал даже раньше, и это было хорошо. Ему надо собраться с мыслями, а он не мог сделать это за рулем, так как его куриная слепота (он плохо видел в темноте) требовала полной концентрации на дороге, а о том, чтобы нанять такси или водителя, не могло быть и речи.

Вначале ему сообщили информацию… ну, просто имя… довольно распространенное имя. Его зовут Вебб, произнес звонивший. Спасибо, ответил он. Ему дали примерное описание, которое подошло бы нескольким миллионам мужчин, поэтому он поблагодарил звонившего еще раз и повесил трубку. Но потом в закоулках его аналитического ума, который в силу профессии и тренировки являл собой хранилище всевозможных необходимых и случайных сведений, сработало нечто вроде сигнализации. Вебб, Вебб… амнезия? Клиника в Виргинии много лет назад. Скорее мертвого, чем живого, мужчину доставили самолетом из госпиталя в Нью-Йорке, его медицинская карта была настолько засекречена, что ее нельзя было бы показать даже в Овальном кабинете. Но специалисты по допросам любят поговорить в темных углах, чтобы снять напряжение или удивить слушателя, и он кое-что узнал о не поддающемся обработке, неуправляемом пациенте, потерявшем память, которого они называли «Дэви», а иногда коротко, грубо и враждебно «Вебб». Он был бывшим бойцом печально известной сайгонской «Медузы», человеком, которого они подозревали в симуляции потери памяти… Потери памяти? Точно, Алекс Конклин сказал им, что боец «Медузы», которого готовили для работы под прикрытием против Карлоса-Шакала, агент-провокатор по имени Джейсон Борн, потерял память. Потерял память и был близок к тому, чтобы потерять жизнь, так как его начальство не поверило в историю с амнезией! Этого человека звали Дэви… Дэвид. Дэвид Вебб был Джейсоном Борном Конклина! Иначе и быть не могло.

Дэвид Вебб! И он находился в доме Нормана Свайна в ту ночь, когда в Управление сообщили, что этот несчастный рогоносец Свайн покончил с собой, хотя никаких рапортов по поводу происшедшего составлено не было, чего Де Соле никак не мог понять. Дэвид Вебб. Старая «Медуза». Джейсон Борн. Конклин. Где же здесь связь?

Со стороны дальнего конца парковки темноту прорезали фары приближающегося лимузина, они описали полукруг в сторону аналитика ЦРУ, которому пришлось зажмуриться – преломленные в его очках с толстыми линзами лучи света причиняли боль. Он должен был четко описать свои пожелания этим людям. Они были его средствами к существованию, к такой жизни, о какой он всегда мечтал вместе с женой, – они принесут ему деньги. Не те чиновничьи копейки, что ему платили, а настоящие деньги. Образование в лучших университетах для его внуков – не в государственных колледжах и не на пособие, которое входило в его зарплату госслужащего – госслужащего настолько высокого класса, что ему становилось жалко самого себя. Де Соле Немой Крот, вот как его называли, но не считали нужным достойно оплачивать его квалифицированный труд, который мешал устроиться на работу в частный сектор, опутав его столькими закрепленными в законе ограничениями, что было бесполезно и пытаться. Когда-нибудь Вашингтон научится ценить своих служащих, но он не доживет до этого момента, так что приходится делать выбор в пользу шестерых внуков. Возродившаяся «Медуза» манила своей щедростью, и он с тяжелым сердцем продался ей.

Де Соле решил, что это не более неэтичный поступок с его стороны, чем те, которые каждый год совершает огромное количество служащих Пентагона, покидающих Арлингтон и оказывающихся прямо в корпоративных руках их старых друзей – поставщиков оборонных систем. Как ему однажды сказал армейский полковник, «это называется: работай сейчас, а заплатим потом», и бог свидетель, что Стивен Де Соле как одержимый старался для своей страны, а она так и не отблагодарила его за все усилия. С другой стороны, он ненавидел само слово «Медуза» и очень редко им пользовался, потому что это был символ из прошлого, зловещий и обманчивый. Крупнейшие нефтяные и железнодорожные компании начинали свою историю с махинаций и коррупционной деятельности криминальных баронов, но сегодня все изменилось. Пусть «Медуза» и родилась в загнивающем, опустошенном войной Сайгоне и поначалу финансировалась из сомнительных источников, прежней «Медузы» больше нет; на ее месте появились десятки новых имен и компаний.

– Мы не совсем чистокровны, мистер Де Соле, и не являемся международным конгломератом, подконтрольным Америке, – сказал наниматель Стивена. – И это правда, нам нужно то, что некоторые могли бы назвать несправедливым экономическим преимуществом на основе эксклюзивной информации. Секретов, если хотите. Видите ли, нам приходится идти на это, потому что наши конкуренты по всей Европе и на Дальнем Востоке занимаются тем же самым. Разница между ними и нами заключается в том, что их правительства поддерживают их усилия, тогда как наше правительство – нет. Торговля, мистер Де Соле, торговля и получение прибыли. Это самые здоровые устремления на земле. «Крайслер» может недолюбливать «Тойоту», но мудрый господин Якокка не станет призывать к бойкоту Токио. Пока, во всяком случае. Он находит способы объединиться с японцами.

Да, размышлял Де Соле, когда лимузин остановился в десяти футах от него, то, что он делал для «корпорации», как он предпочитал ее называть, в отличие от того, что он делал для Компании, можно было даже назвать благотворительностью. Прибыль, в конце концов, лучше, чем бомбы… а его внуки смогут учиться в лучших школах и университетах страны. Из лимузина вышли двое мужчин и подошли к нему.

– Как выглядит этот Вебб? – спросил Альберт Армбрустер, председатель Федеральной комиссии по торговле, пока они прогуливались вдоль бордюра стоянки.

– У меня есть только описание от садовника, который прятался за забором на расстоянии в тридцать футов от него.

– Что он вам сказал? – Неизвестный напарник председателя, невысокий коренастый мужчина с проницательными темными глазами и темными ресницами под темной шевелюрой, смотрел на Де Соле. – И поточнее, – добавил он.

– Так, минутку, – решительно запротестовал аналитик. – Я всегда говорю точно, и, по правде говоря, кто бы вы ни были, мне совсем не нравится ваш тон.

– Смотрите, он расстроился, – пояснил Армбрустер, как будто его напарника можно было не принимать в расчет. – Он один из главарей макаронников Нью-Йорка и никому не доверяет.

– А кому можно доверять в Нью-Йоке? – спросил низкий смуглый человек, смеясь и тыкая локтем в широкий бок Альберта Армбрустера. – Вы, «истинные американцы», хуже всех, у вас в руках все банки, amico!

– Пусть все так и останется, и не будем доводить дела до суда… Так вы нам его опишете? – Председатель посмотрел на Де Соле.

– Описание неполное, но там присутствует давняя связь с «Медузой», о которой я расскажу – в точности.

– Валяй, приятель, – отозвался человек из Нью-Йорка.

– Сам он довольно рослый – высокий, скажем так, – и объекту где-то около пятидесяти, и…

– Он седой? – перебил Армбрустер.

– Ну да, по-моему, садовник что-то такое говорил – насчет седины или чего-то в этом духе. Очевидно, именно поэтому он и решил, что ему около пятидесяти.

– Это Симон, – сказал Армбрустер, глядя на ньюйоркца.

– Кто? – Де Соле остановился, его спутники тоже остановились и посмотрели на него.

– Он называл себя Симоном, и ему все про вас известно, мистер ЦРУ, – произнес председатель. – Про вас, и про Брюссель, и про всю эту нашу затею.

– О чем вы говорите?

– Для начала о вашем чертовом факсе и личной линии связи с той шишкой в Брюсселе.

– Это зашифрованная выделенная линия! Она защищена!

– Кто-то подобрал ключ, мистер Точность, – без тени улыбки заметил ньюйоркец.

– О боже мой, это ужасно! Что мне делать?

– Поговорите с Тигартеном, но только воспользуйтесь таксофоном, – продолжал мафиози. – Кто-нибудь из вас что-нибудь придумает.

– Вы знаете про… Брюссель?