познакомлю. Он настоящий французский клошар.
– Клошар? – изумился я этому слову в устах молодой цыганки. – Может быть, просто бомж? Или он из цыган?
– Нет! – энергично замотала головой Моника. – Просто старый парижский клошар. Он сам так о себе говорит. Ты все поймешь, когда его увидишь. Хотя он не любит встречаться с чужими людьми. Но я ему как дочь, с раннего детства. Когда бываю в Париже, я всегда к нему захожу. Он много лет живет на одном и том же месте…
После короткого, но энергичного (слышно было даже на улице) разговора Моники с дядей Яношем меня вызвали к нему на «командный пункт» – в старенький мини-вэн «фолькс ваген». Как и положено цыганскому барону, дядя ездил на самой крутой в таборе тачке и жил в отдельном фургоне. И все решения относительно жизни своих родственников и друзей тоже принимал только он.
Дядя Янош сидел, покуривая трубку, развалившись на заднем сиденье. У его ног лежал истоптанный красный коврик.
– Кто ты будешь? – спросил меня дядя, поблескивая тяжелой цепью из «цыганского» золота.
– Я Тимофей. Из России.
– В таборе у нас будешь Тимош! Что делаешь во Франции?
– Скитаюсь, как и вы, – сказал я. – Собираю материал для публикации в газете.
– Так ты журналист? – Дядя посмотрел на меня с выраженным интересом.
– Что-то вроде того.
– Тогда у меня будет два условия, – авторитетно сообщил дядя. – Ты в своей статье или что там у тебя… не будешь писать о том, что все цыганы – воры и негодяи. Второе. Пока ты в таборе, ты переоденешься в нашу одежду, будешь есть нашу еду и относиться к нам с уважением. Никаких джинсов в моем таборе! А то мои ребята тебя зарежут!..
После паузы дядя расхохотался:
– Что, испугался? Это такая шутка у меня. Но ты смотри, если что… – Он погрозил мне тяжеленным кулаком с массивной печаткой.
Что мне оставалось, как не уверить его в соблюдении законов механизированных кочевников? Моника сияла от счастья. Через полчаса она притащила мне одежду: широченные штаны, пеструю рубашку и некое подобие утепленного пиджака. Мне разрешили оставить свои военизированные теплые ботинки и шарф.
Ехать я должен был в мужском фургоне, куда набилась целая дюжина цыган. Разговаривали одновременно, стремясь перекричать не только друг друга. Комфорта добавляла навязчивая жестикуляция нон-стоп. На меня косились недобро, но никак ко мне не обращались. Запах немытых тел, лошадей, солярки, травки и еды в фургоне стоял такой, что впору было натянуть респиратор. Я прикинул, что к моменту прибытия в Париж я или задохнусь, или оглохну, но, вероятнее всего, с ума сойду в этой веселой компании.
– Тимош! – вдруг окликнул меня снаружи знакомый голос Моники. – Мы поедем в машине дяди. Вылезай!
– Как тебе это удалось? – радостно воскликнул я, вылезая на улицу и полной грудью глотая свежий воздух.
– Я сказала, мне нужно оттачивать свой французский. Для того чтобы лучше общаться с людьми на улицах, – подмигнула она.
Мы устроились в мини-вэне дяди Яноша. Сам он, кивнув мне снисходительно, комфортно расположился на зад них сиденьях и свысока следил за сборами табора, не переставая курить какую-то дрянь. Выглядели приготовления более чем хаотично. Десятки цыган разного возраста, сбивая с ног друг друга, беспорядочно носились туда-сюда с какими-то тюками, пакетами и орали. Несколько мужчин занимались лошадьми. Женщины пытались тщетно распихать по машинам детей, которые галдели, баловались и выпрыгивали обратно. От шума-гама у меня разболелась голова. Время шло. Мы сидели в машине уже часа полтора.
– Скоро двинемся? – спросил я Монику.
– Скоро! – уверенно сказала она. – Сегодня еще быстро все собираются, обычно бывает дольше. Привыкай. Для нас большая честь ехать в этой машине. Цыганский барон – необычный человек. У него до самой смерти вся власть над табором. Если вдруг цыганский барон умирает, его хоронят и сажают на этом месте куст малины. Цыгане никогда больше не возвращаются на это место.
Наконец, еще через пару часов, сборы закончились. Цыганский табор тронулся в путь, оставив горы мусора, конского навоза. Я впервые за все время пожалел, что у меня нет при себе фотоаппарата. Наша процессия выглядела весьма живописно. С места стоянки, скрипя и покряхтывая, первым тронулся бывалый «командирский» мини-вэн дяди Яноша. Он подал мощный звуковой сигнал. Следом за ним, тоже громко сигналя, тронулись в путь остальные фургоны – всего четыре. Процессию замыкал гужевой транспорт: несколько лошадей с прицепленными фургончиками и десяток повозок с разным ба рахлом.
Разболтанная машина, казалось, разваливалась на ходу. Дядя Янош, не меняя царственно- начальственной позы, моментально уснул сзади, похрапывая баритоном. Скорость, как мне удалось заметить, была максимум километров сорок в час – и это по роскошному автобану!
Моника радостно щебетала со мной о том о сем.
– Когда мы приедем? – спросил я ее.
– Наш мини-вэн и фургоны доберутся до Парижа первыми, скорее всего, послезавтра. Лошади подойдут через несколько дней. Мы будем их дожидаться. Потом надо дать всем отдохнуть. Через неделю-полторы двинемся дальше!
– Слушай, ты упомянула накануне Цыганскую Марию. Я никогда не слышал о такой святой. Кто она?
– Она считается нашей святой, главной заступницей. Я тебе говорила, мы сами не знаем толком, из какой страны вышли, к какой религии принадлежим. Цыганский бог, как говорят старики, утонул в море вместе с колесницами фараона. С тех пор мы во всем кочевые. По одной из легенд, мне их еще бабушка рассказывала, изначально мы вышли из Индии. Там была Черная Богиня, одна из главных богинь…
– Наверно, Кали! – догадался я.
– Откуда ты знаешь? – едва не лишилась дара речи Моника. – На самом деле «Кали» по-цыгански – черная. И когда три Марии из Писания пришли во Францию, они крестили тут служанку, цыганку Сару, как раз в том местечке в Провансе, куда мы направляемся. Туда вынесло лодку, где все они сидели. Рассказывают, святая Сара управляла лодкой, ориентируясь по звездам. Хотя, возможно, она на самом деле была родовитой местной цыганкой и жила в племени в тот момент, когда к берегу причалила лодка. Сара была не простой женщиной – мудрой, посвященной во многие тайны, умела летать, распустив волосы по ветру. Ей было откровение, что должны прибыть женщины, присутствовавшие при распятии Христа, и она должна им помочь. Сара увидела лодку с праведниками, которая терпела бедствие, бросила на волны свое платье и, используя его как плот, спасла всех, кто был в лодке. Я не знаю, какой из двух версий верить больше. Главное, что святая Сара, Черная Богиня, – наша главная цыганская святая. А церковь, где находится усыпальница нашей святой, называют Цыганской Марией.
– Ей молятся только цыгане?
– Да, преимущественно. Католические начальники так и не признали святую Сару. Богатые цыгане помогают добраться на юг Франции бедным паломникам со всего мира. Еще приезжают рыбаки, пастухи… разные воры, фокусники, контрабандисты. Кому еще можно помолиться об удаче в греховном промысле? Цыгане говорят так: помолимся святой Саре, она наша, милосердная, перескажет Мариям. А те – самой Богоматери, а Она о заступничестве Христа попросит, так все и сладится. Сару изображали на бубнах танцовщицы, конюхи – на таврах для лошадей, охотники – на пулях для ружей, колдуньи на амулетах. Сара – защитница тех, кого больше никто не защищает.
– У святой Сары есть свой праздник?
– Да, 24 мая в Сен-Мари де ля Мер приезжает много цыган со всей Европы. Мы тоже ездим каждый год. Иногда зимуем. В багажнике у дяди Януша хранятся платья и серебряные мониста, которые мы для святой Сары везем. Ежегодно покупаем…
– И что происходит с этими нарядами и украшениями? – удивился я. – Оставляете в церкви?
– Нет, священники наряжают статую святой Сары, украшают и умащают ее. Потом ее несут на специальных носилках…
