— Неудивительно! — В тоне Берта сквозило неприкрытое раздражение. — Поскольку твой отец… Да что там говорить! Если в ближайшее время не предпринять экстренных мер, в один прекрасный день этот дом просто погребет вас всех под своими развалинами… Крыша, как я понимаю, по-прежнему протекает?
Элси лишь молча кивнула. И в ее памяти поневоле всплыл тот дождливый день, когда они с Бертом забрались на чердак, чтобы проверить, не заливает ли старые вещи…
Ей совсем не хотелось вспоминать о сумасшедшей неделе, когда она была счастлива — с этим человеком, в этом доме. Но воспоминания уже нахлынули на нее яростной волной, которую ничем нельзя было удержать.
В то утро они изменили своему обычному распорядку и выбрались из постели, чтобы обследовать дом. Берту очень хотелось посмотреть здесь все — от подвала до чердака.
— Ты даже представить себе не можешь, какой у вас замечательный дом! — сказал он ей тогда. — Ты бы видела дом, где я вырос. Вот тогда бы поняла, как тебе повезло!
Протечка на чердаке оказалась незначительной, они подставили под нее какой-то таз, и Берт предложил заодно разобрать старые вещи.
— Ух ты, твои школьные дневники! — воскликнул он, открывая какую-то папку. — А здесь у нас что? Семейные фотографии? Элси солирует в школьном хоре! А ты мне не говорила, что еще и поешь.
— Нельзя же сразу раскрывать все свои достоинства! — рассмеялась она.
Берт вдруг стал серьезным.
— Мне хватает и тех, о которых я знаю.
Он произнес это так, что Элси вся затрепетала. Ее сердце забилось в сладком предвкушении: ей показалось, что он хочет заняться с ней любовью прямо здесь, на чердаке. Она шагнула к нему… но Берт уже нырнул в старый гардероб.
— Так-так, а это что? — Берт достал из шкафа нечто розовое, с кружевами.
— Разве не видишь? Это же вечернее платье. По-моему, мне его сшили ко дню рождения. Точно, мне тогда исполнялось семнадцать!
— Семнадцать…
Берт выдвинул еще пару ящиков и принялся с любопытством изучать их содержимое.
— Похоже, родители сохранили всю твою детскую одежду.
— Да, — рассеянно отозвалась Элси. — У нас так принято…
Ей было трудно сосредоточиться на том, что он ей говорил. Солнечный луч, проникавший на чердак сквозь слуховое окно, падал прямо на Берта. На нем были только шорты и голубая майка, и эта простая домашняя одежда очень шла к его сильной мускулистой фигуре. Элси невольно залюбовалась им — человеком, к которому она совсем недавно прижималась в неистовом ритме любовного действа, который принадлежал только ей в угаре рвущейся наружу страсти. От этих сладостных воспоминаний у нее пересохло во рту.
— Смотри-ка, что я нашел!
На широкой ладони Берта детские вязаные пинеточки казались трогательно крошечными. Но, глядя на его загорелые руки, Элси могла думать лишь об одном: о том наслаждении, которое дарят ей ласки этих сильных и в то же время таких мягких и нежных рук.
Распаленная своими мыслями, Элси шагнула к Берту и приникла к нему всем телом, обняв за талию.
— Ну да, а что в этом такого? — рассеянно проговорила она. — Разве твои родители не хранят всякие детские вещи?
Она сразу же сообразила, что сказала что-то не то. Берт вдруг весь напрягся, и Элси почувствовала, как он отдаляется от нее, замыкаясь в себе. Они продолжали стоять обнявшись, но ей казалось, что Берт уже где-то далеко. От его легкого безоблачного настроения не осталось и следа.
— Не хранят, — сухо проговорил он. — У нас в семье все было иначе. Не так, как у вас. У моих родителей были другие проблемы…
«А как было у вас в семье? Почему ты мне никогда не рассказывал о своих родителях?» Вопросы вертелись на кончике языка, но Элси все же не решилась их задать. Она еще никогда не видела любимого в таком подавленном состоянии, и ей даже стало немножко не по себе. Берт — ее Берт! — вдруг превратился в мрачного, замкнутого незнакомца, и она понятия не имела, как ей вести себя с ним.
Не раздумывая долго, Элси просто прижалась к Берту еще теснее, положила голову ему на плечо и сразу почувствовала, как участилось его дыхание… Она улыбнулась: ей нравилось, что ее близость, одно ее прикосновение так его возбуждает.
Она просунула руки ему под майку и принялась нежно поглаживать теплую кожу.
— Элси… — прошептал он, но она так и не поняла, что это было: предостережение или, наоборот, просьба не останавливаться.
Элси выбрала второе, и ее ласки стали еще более дразнящими и настойчивыми.
— По-моему, мы здесь задержались, — лукаво шепнула она ему на ухо. — Не пора ли возвращаться вниз?
Берт тихонько вздохнул, и она вновь улыбнулась.
— Элси, не надо… О Боже, принцесса, когда я с тобой, я вообще ничего не соображаю!
Дрожа от нетерпения, он впился в ее губы.
— А мне и не надо, чтобы ты соображал, — еле слышно сказала Элси, когда Берт подхватил ее на руки и понес вниз по лестнице. — Мне надо, чтобы ты действовал!..
И вот теперь, думая о том далеком дне и глядя на холодное, отстраненное, такое чужое лицо человека, с которым она когда-то была счастлива, Элси почему-то с особенной ясностью припомнила, как он сказал ей тогда: «Не надо».
Не надо… Что? Не надо ему доверять? Не надо терять голову и влюбляться в него? Быть может, в тот день в нем взыграли остатки совести и он собирался сказать, что не любит ее?
Теперь она уже никогда не узнает…
— Проводка совсем старая, так и до пожара недалеко. — Деловитый голос Берта ворвался в ее смятенные мысли: все его внимание было по-прежнему сосредоточено на доме. — Я, пожалуй, прямо сегодня вызову мастеров.
Да, подумала Элси. Если уж Берт Конрой решил что-то сделать, он не станет тянуть. И не потерпит никаких отговорок или отсрочек.
— Так ответь мне, ты по-прежнему считаешь, что я горел желанием заполучить эту рухлядь? — Берт небрежным жестом обвел дом и сад.
Элси даже не ожидала, что его слова так ее заденут.
— Выбирай выражения, — процедила она сквозь зубы. — Это все же мой дом!
Ее голос дрожал от возмущения и обиды. Точно так же, безжалостно и небрежно, он когда-то отмахнулся и от нее. Просто вышвырнул из своей жизни, когда она ему надоела… Теперь Элси уже жалела, что ей было так хорошо с ним раньше: если бы она меньше любила его, то не так болезненно переживала бы их разрыв.
— Чей это дом, Элси? — Голос Берта вдруг сделался приторно-ласковым.
Это было совсем уж невыносимо.
— И ты еще издеваешься? Какой же ты мерзавец!
Больше не владея собой, она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, но Берт чуть отклонил голову в сторону, затем перехватил занесенную руку и рывком притянул Элси к себе.
Однако она не собиралась сдаваться. Изловчившись, Элси изо всей силы пнула его ногой, и на этот раз удар достиг цели. Она не без удовольствия выслушала, как Берт выругался себе под нос… А затем произошло нечто неожиданное:
— Элси, прости меня.
Он произнес это очень тихо, но его голос все же проник сквозь алое марево клокочущей ярости, которое затуманило ее сознание. А Берт слегка ослабил свою стальную хватку, как будто только теперь
