расспрашивать ее о приеме у Дороти, и она не сумеет скрыть от него свое волнение. Он заподозрит, что она не до конца искренна с ним, и ей придется рассказать ему о Харрингтоне, разговоре на балконе, танце… Нет, об этом и подумать страшно!
Но Альфред не стал дожидаться утра, чтобы поговорить с Кейт. И она была рада — в темноте супружеской спальни ей было гораздо легче обманывать его.
— Как я понял, тебе понравилось у Дороти, — сказал Альфред, когда Кейт устроилась рядом с ним. — Ты обещала вернуться в половине двенадцатого, а сейчас уже два…
— Никто не уезжал, и мне было неудобно, — соврала Кейт.
Она легла как можно дальше от мужа, чтобы не дотрагиваться до него, и от души надеялась, что он ждал ее не для того, чтобы предаться любви.
— Тебе было не очень скучно?
Скучно? Кейт чуть не рассмеялась. Да это был самый прекрасный вечер в ее жизни!
— Я неплохо провела время, — сдержанно сказала Кейт.
— То есть тебе понравилось?
Кейт закусила губу. Неужели она чем-то выдала себя?
— Второй раз я без тебя не пойду! — отрезала она.
— Ах ты, глупышка…
Альфред пододвинулся к ней и положил руку ей на грудь. Кейт вся сжалась от отвращения. Только не сегодня, молилась она про себя, только не сегодня.
И ее мольба была услышана. Со вздохом Альфред откинулся на подушку.
— У меня был очень тяжелый вечер, — пожаловался он. — Если бы ты вернулась от Дороти пораньше… Но сейчас у меня совсем нет сил.
Кейт блаженно улыбнулась. Как замечательно, что он не видит ее лица! Через несколько минут до нее донеслось ровное сопение мужа. Но самой Кейт было не до сна. Сладкие воспоминания нахлынули на нее. Она натянула одеяло до подбородка и представила себе, что бы она сделала, если бы на расстоянии вытянутой руки от нее лежал Дэннис Харрингтон. От этой мысли по всему телу разлилось тепло. Кейт зажмурилась. Вот рука Дэнниса касается ее плеча, а его губы находят ее шею… Вот он стягивает с нее ночную рубашку с пышными кружевами, и она ладонями ощущает горячую кожу его груди…
Кейт подскочила на кровати, и Альфред недовольно заворочался во сне. Кейт прижала руки к груди. Ее сердце колотилось так, что было странно, что Альфред ничего не слышит и спокойно спит. Как тебе не стыдно, Кейт Шелли! — мысленно упрекнула она себе. Такие мысли не для примерной жены! Но что бы Кейт ни твердила себе, образ Дэнниса Харрингтона витал над ее постелью всю ночь.
На следующий день Кейт осталась дома, чтобы поработать над статьей. Время от времени она писала обозрения для искусствоведческих журналов, и эта работа доставляла ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Как замечательно, что ей не нужно зарабатывать на жизнь, а можно просто заниматься любимым делом и не думать о деньгах.
Но в это утро ей почему-то не работалось. Материал о Медее, влюбленной в героя Язона, который предал ее, должен был стать шестым в ее цикле о великих женщинах Древней Греции, и Кейт рассчитывала завершить его сегодня. Страстное томление Медеи, ее готовность пойти на преступление, лишь бы заполучить любимого, ее жажда мщения и жгучая ненависть — Кейт не жалела красок для этой статьи. Однако перечитав готовый материал сегодня, она вдруг осознала, что вся статья полна нетерпимости и осуждения. Она, автор, в каждой строчке ясно давала понять, что внезапно вспыхнувшая страсть Медеи достойна всяческого порицания, что она не имела права предавать отца, чтобы помочь любимому.
Да, все правильно. Кейт и сейчас была готова подписаться под каждым словом, но сегодня она не чувствовала в себе благородного негодования. Медея пылала от страсти, и ничто не могло погасить пожар, бушевавший в ее сердце. Она была несчастна и навлекла проклятие на себя и своего любимого, но она жила, и каждая секунда ее существования была наполнена смыслом.
А я? — горько воскликнула Кейт. Разве я живу? Пресное, бесцветное существование, где самым ярким чувством является страх совершить ошибку, сказать или сделать что-нибудь не то. Конечно, она любит Альфреда, но разве можно сравнить это с пылающей любовью Медеи? Ее любовь — словно бурная полноводная река, а чувство Кейт — жалкий ручеек, мутный, задыхающийся под спудом приличий и условностей. Наверное, здорово любить так же неистово, как Медея, чтобы сердце истекало кровью от одного взгляда, чтобы после ласк любимого можно было и умереть.
— Кейт, ты занята? — раздался у нее за спиной задорный мальчишеский голос.
Кейт вздрогнула и пришла в себя.
— Для тебя я всегда свободна, — улыбнулась она, радуясь тому, что кто-то прервал ее грешные размышления.
Это был сын Альфреда, невысокий тринадцатилетний мальчишка, похожий внешне на Дайану, но лишенный ее вялости и покорности. Кейт привязалась к нему всей душой, и если у нее не получалось заменить ему мать, то уж любящей старшей сестрой она для него точно стала.
— Ты уже закончила?
Когда отца не было поблизости, Гарри не особенно церемонился с Кейт. Альфред запрещал ему беспокоить ее во время работы, но стоило ему уехать, как Гарри смело нарушал все его наказы.
— Почти. — Кейт одним движением смахнула бумаги в верхний ящик стола.
— Значит, ты можешь пойти со мной в магазин?
Когда Гарри что-то было нужно, его голос становился ласковым, просительным, что смешило Кейт до слез. Эту способность всегда добиваться своего Гарри, должно быть, унаследовал от отца!
— А что тебе нужно? — спросила она, нахмурив брови в притворной суровости.
Гарри были нужны новые кроссовки. В лагере, где он провел львиную долю каникул, вся его обувь приобрела жалкий вид. Но Гарри отлично знал, что просить отца бесполезно. Несмотря на свое состояние, Альфред Шелли строго ограничивал сына в расходах, и запланированное приобретение новой пары кроссовок должно было состояться не раньше, чем через месяц. Кейт пробовала повлиять на Альфреда, но он был неумолим.
— Мальчика нужно приучать к порядку, — сказал он. — Я не хочу, чтобы из него вырос избалованный лентяй.
Кейт логика мужа была непонятна. Почему бы не купить Гарри самое лучше, раз они могут себе это позволить? Но, в конце концов, старшим в доме был Альфред, а она сама была, в сущности, ребенком, о чем он ей тогда и напомнил.
Но изворотливому Гарри отцовские методы воспитания были нипочем. У Кейт всегда было вдосталь карманных денег, и он без зазрения совести ими пользовался. Совместные вылазки в магазин объединяли их и заставляли чувствовать себя немножко преступниками. Кейт была уверена, что Альфред будет очень недоволен, если прознает об их заговоре. Но жизнь без проделок Гарри была бы намного скучнее, и Кейт усмиряла угрызения совести мыслью о том, что нельзя допустить, чтобы сын губернатора был похож на оборванца.
Взявшись за руки, они медленно шли по центральной улице Карсона. На Кейт были старые потертые джинсы из тех, что она привезла из дома матери и до сих пор не выкинула, и мужская рубашка в крупную светло-голубую клетку. На голову она повязала косынку, а на нос нацепила солнцезащитные очки с большими круглыми стеклами.
— В них ты похожа на стрекозу, — радостно сообщил Гарри, когда увидел ее, но оба знали, что в таком виде ее вряд ли узнает кто-нибудь из их знакомых.
Гарри нарядился ей под стать, и если бы Альфред Шелли застукал их в таком виде, он был бы оскорблен до глубины души. Но Гарри и Кейт были очень осторожны. Они выбрались из дома через черный ход и шли тридцать минут пешком до ближайшей автобусной остановки. И только в центре Карсона они дали себе волю. Купили по брикету мороженого и спокойно прогуливались по улицам, не оглядываясь по сторонам каждые пять минут.
Кейт не в первый раз тайком выходила в город с Гарри, но никогда эти прогулки не доставляли ей такого удовольствия как сегодня. И ванильное мороженое никогда не было таким вкусным, и ветерок никогда так приятно не обвевал разгоряченное лицо, и никогда она не ощущала себя такой молодой,
