голая.
Ралф явно не предавался подобным размышлениям, и Вероника, выйдя из ванной, замерла как парализованная, увидев его в натуральном виде. Он стоял к ней спиной.
Его крупное тело казалось произведением искусства. Тугие ягодицы, скульптурно вылепленный торс, длинные мускулистые ноги. Она перевела взгляд на его плечи, играющие мышцами, на бицепсы, и чуть не потеряла сознание, когда он повернулся к ней лицом.
Темные волосы кудрявились на его груди, сужаясь к животу и соединяясь с линией волос, украшающих его возбужденное мужское достоинство.
Силы небесные! Да он в нее просто не поместится!
Чувствуя себя абсолютно непринужденно, он подошел к кровати, откинул одеяло и прилег, опершись на локоть и указывая ей место рядом с собой.
Ей хотелось одного: бежать. Но бежать было некуда. Да и что за идиотское желание? Раньше надо было думать, девушка. А теперь остается только одно: смириться, подчиниться и пройти через это испытание.
Кровать была огромна. В конце концов, когда все совершится, она сможет отодвинуться поближе к краю и спокойно уснуть, места здесь хватит.
Вероника медленно, шаг за шагом продвигалась к постели и, дойдя до нее, легла и лежала безмолвно и неподвижно.
— Ваша скованность, pequena, понятна, — проговорил он. — Но вы не должны меня бояться.
Трудно поверить, но она почти не дышала.
— Обстоятельства, которые нас свели, не совсем обычны. Поэтому я и испытываю некоторую неловкость.
Его тихий смешок немного успокоил ее.
— Так-то оно так, — лениво проговорил он. — Но, может, вам будет удобнее и спокойнее, если я сам проявлю инициативу?
Сил у нее хватило только на одно слово.
— Да.
— Для начала было бы хорошо, если бы вы придвинулись ближе.
Кулаки ее сжались, и она довольно неловко продвинулась на несколько дюймов.
— Теперь вы довольны?
— Не особенно.
Небеса всеблагие! Если она не сумеет удовлетворить его, он не захочет оставить ее здесь. А если она не останется, ей придется выплачивать ему отцовский долг.
Она подвинулась еще, оказавшись так близко к его мускулистому телу, что почувствовала жар, исходящий от него, и его мужской мускусный запах.
— Уже немного лучше, — тихо сказал он и нежно провел пальцами по ее щеке.
Глаза Вероники потемнели и казались слишком большими для ее лица. Круги под этими огромными глазами выглядели на нежной коже почти синяками, и он подумал, что если испытывает к ней хоть какие-то чувство, то должен позволить ей поспать.
Вместо этого он наклонился к ней и обвел пальцем нежные тени, а потом медленно спустился к уголку рта.
Слыша ее прерывистое дыхание, он коснулся губами ее губ и, прикрыв большими пальцами полукружия ее век, погрузил язык в сладостную влажность рта, поддразнивая ее вызывающими движениями языка, имитирующими половой акт.
Вероника почувствовала, как рука его скользнула ей на грудь, и издала легкий стон, когда он нашел сосок и начал нежно покручивать его между пальцами.
Но вот его рука поползла ниже, забралась под край футболки и коснулась курчавых волос внизу живота.
Она громко вздохнула, когда он тронул нежную плоть, нащупывая чувствительный бугорок, и инстинктивно сжала ноги, но было уже поздно, его пальцы скользнули внутрь, и всплеск острой чувственности привел ее в смятение.
— Может, нам избавиться от этого? — спросил он, приподнял ее и одним плавным движением стянул с нее футболку.
Возможно ли покраснеть всем телом? А у нее было именно такое ощущение, и она увидела его глаза, расширившиеся и темные, когда он водил рукой по ее гладкой шелковистой коже.
Ралф исследовал каждый изгиб, каждую выпуклость ее тела, после чего наклонился и обвел губами обе ее груди, затем покрыл поцелуями живот, исследовал кончиком языка пупок и двинулся еще ниже...
Он не должен, не смеет... Но он посмел. Она пылала, объятая сладостным огнем, испытывая множество ощущений, которым не было названия.
Осознавала ли она, что издает тихие гортанные звуки? И что руки ее неистово пытаются поднять его голову, освободиться от этой странной пытки?
Она дрожала, почти теряя сознание, а он все не отступал. Затем приподнялся и резко овладел ею.
И замер. Madre de Dios![9]
Веронику из наслаждения швырнуло в боль, и в тот миг, когда ее пронзила острая мука разрываемой плоти, она вскрикнула и инстинктивно оттолкнула его в попытке избежать следующего болезненного удара.
Ралф не двигался, и все его тело содрогалось от напряжения. В дьявольской тишине он про себя проклинал каждого святого, чье имя знал, а потом и всех безымянных.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он смог заговорить. Голос его прозвучал низко и глухо.
— Вероника, какого черта вы не сказали, что вы девственница? — спросил он, переместив свой вес на локти.
Проклятье, она такая невероятно хрупкая и выглядит как побитая.
— Вы не поверили бы мне, — процедила она сквозь зубы.
Ирония заключалась в том, что она была права.
— Почему? — все же спросил он, едва сдерживая гнев и в то же время испытывая угрызения совести.
— Мне ни разу в жизни не встретился мужчина, которого бы я... с которым мне хотелось бы вступить в интимную близость. — Теперь настал ее черед задавать вопросы. И она спросила: — А разве это имеет значение?
Пресвятая Матерь Божья!
— Да если бы я знал, то вел бы себя совсем иначе, был бы осторожнее.
Да, гораздо, гораздо осторожнее и бережнее.
— Если мы уже закончили вскрытие, так, может, вам пора отодвинуться? — сказала Вероника, чувствуя, что, если бы не инъекция черного юмора, ей в этой ситуации впору разрыдаться.
— О, нет, pequena, — прошептал он. — Мне еще не пора отодвигаться.
Губы ее дрогнули.
— А мне пора.
— Нет, — мягко возразил Ралф, — и вам еще не пора. Доверьтесь мне.
Интересно, как это может она ему довериться?
Его губы коснулись ее плеча, и он начал потихоньку обцеловывать все ее чувствительные места, пытаясь вновь возбудить в ней желание.
У него был невероятно чувственный рот, и Вероника, отдаваясь его ласкам и поцелуям, скоро забыла, кто он и почему она здесь, с ним.
Громкий стон вырвался из ее гортани, когда он наклонился к ее груди и, поцеловав сосок, начал легонько терзать его зубами, затем пошли в ход более изысканные ласки, так что она не заметила, как его внимание переключилось на следующий этап, и вскоре он вновь овладел ею.
Он ощутил, как сжались вокруг его плоти ее мышцы, и чуть-чуть отстранился, но, услышав ее стон,
