сполна испытывая трудности, обусловленные необходимым для интеграции в семью человечества вхождением в диалектику символа, женщина имеет наряду с этим доступ к чему-то первоначальному, имеющему природу инстинкта, что ставит ее в непосредственное отношение к объекту уже не желания ее. а ее потребности.
Теперь, когда мы это себе уяснили, поговорим немного о гомосексуалистах.
О гомосексуалистах говорят. О гомосексуалистах заботятся. Гомосексуалистов не лечат. Но самое поразительное, что не лечат их вопреки тому, что они вполне излечимы.
Если есть что-то, что с очевидностью следует из наблюдений, так это то, что мужская гомосексуальность — собственно, и другая тоже, но мы для ясности ограничимся здесь мужчинами, — это не что иное, как смена объекта на противоположный, складывающаяся на фоне полноценного и завершенного уже Эдипа. Если говорить точнее, то, проходя третий этап, о котором мы только что говорили, гомосексуалист ощутимо видоизменяет его.
Если понять, в какой именно момент завершение Эдипа имеет место, нам не удается, следует обратиться к самой структуре относящегося к гомосексуалистам клинического материала. Во внимание в этом случае следует принять как позицию субъекта со всеми ее характеристиками, так и сам факт, что он за эту позицию так цепляется. Ведь гомосексуалист действительно при малейшей возможности держится за свою позицию гомосексуалиста необычайно цепко, а отношения его с женским объектом не только не упразднены, но обладают сложной структурой.
Я полагаю, что только этот способ схематизировать проблему позволит нам указать причину, по которой поколебать его позицию так трудно, а также то, почему в случаях, когда позиция эта выявлена, анализ, как правило, кончается неудачей. Делр здесь не в том, что эта позиция изнутри себя невозможна, а в том, что для анализа ее требуются всякого рода условия и что следовать приходится теми самыми обходными путями, на которых и стала для него собственная позиция столь важной и драгоценной.
Существует ряд черт, которые у гомосексуалиста можно отметить, и в первую очередь это глубокая и постоянная связь его с матерью. Считается обычно, что мать в большинстве подобных случаев играет в родительской чете ведущую, главную роль и занимается ребенком больше отца. Утверждают также — и это уже совсем другое дело — что, занимаясь ребенком, она кастрирует его, что онаслишком долго, тщательно и вникая в детали руководит его образованием. Похоже, в том, что все это льет воду на одну мельницу. сомнений ни у кого не рождается. Стоит добавить еще несколько маленьких логических звеньев, и придется предположить, что именно активное вмешательство матери в роли кастратора приводит ребенка к переоценке роли объекта, в той общей форме, в которой она обыкновенно у гомосексуалистов встречается: любой партнер, к которому способны они проявить интерес, непременно должен им обладать.
Я не собираюсь ни томить вас ожиданием, ни задавать вам загадки. На мой взгляд, ключ проблемы гомосексуальности состоит вот в чем: если гомосексуалист, независимо от его особенностей, приписывает благословенному объекту ценность настолько высокую, что он становится характеристикой, для сексуального партнера абсолютно необходимой, то происходит это постольку, поскольку мать его является, в той или иной форме, законодателем для отца — в том смысле, в котором я научил вас закон этот определять.
Я уже сказал вам, что отец вмешивается в эдипову диалектику желания постольку, поскольку он дает закон матери. Здесь же происходящее, какие бы формы оно ни принимало, сводится к следующему: в решающий момент неизменно оказывается, что именно мать составила для отца закон. А это как раз и означает, что в момент, когда вмешательство отцовского запрета должно было бы ввести субъекта в фазу распада его связи с объектом желания матери и любую попытку отождествить себя с фаллосом пресечь в корне, субъект находит, напротив, в структуре матери опору и поддержку, в силу которых кризис этот не имеет места. В самый удачный момент, как раз в той диалектической фазе, когда мать, к вящей растерянности субъекта, должна была бы предстать известного 'приложения' лишенной, субъект, напротив, обретает с этой стороны чувство безопасности. И чувство это очень прочное, ибо субъект на опыте убеждается, что владеет ситуацией именно мать, что она не позволит себя чего-то лишить, себя обездолить. Другими словами, отец может говорить, что ему вздумается — никому от этого ни жарко, ни холодно.
Это не означает, что все происходит без участия отца. Фрейд уже с первых шагов (смотрите его
Понятно тогда, что и в других случаях, когда авторитет строгого отца падает, результат оказывается тем же самым. Это происходит, в частности, когда отец любит мать слишком сильно, когда создается впечатление, что любовь делает его от матери всецело зависимым.
Я не готов утверждать, что результат будет в точности таким же всегда, но в ряде случаев он именно таков. Конечно, тот факт, что отец любит мать слишком сильно, далеко не обязательно приводит к гомосексуальности. Нет, я не собираюсь укрываться за ссылками на врожденную конституцию, я просто походя хочу заметить, что случаи бывают разные, что в подобной же ситуации может, например, как мы в дальнейшем увидим, развиться невроз одержимости. Я лишь подчеркиваю покуда, что самые разные причины могут привести к одним и тем же последствиям, то есть что в случае, когда отец влюблен в мать слишком сильно, последствия могут быть теми же, что и в случаях, когда закон устанавливается матерью.
Бывают еще и случаи (весь интерес как раз в том, чтобы рассмотреть все случаи, которые в этой перспективе встречаются), когда отец остается, по свидетельству самого субъекта, фигурой очень отдаленной, сообщения которой достигают субъекта лишь посредством матери. Анализ показывает, однако, что на самом деле он и в этих случаях далеко не отсутствует. Так, в частности, за напряженными, отмеченными зачастую всякого рода обвинениями, жалобами и так называемыми проявлениями агрессивности отношениями с матерью, из которых материал анализа гомосексуального субъекта выстраивается, возникает, причем совершенно отчетливо, фигура отца-соперника, причем фигура, характерная не для Эдипа обращенного, а для Эдипа вполне нормального. В этом случае ограничиваются обыкновенно объяснением, согласно которому агрессивность, направленная на отца, была перенесена на мать, что не очень понятно, но зато, по крайней мере, вполне соответствует фактам. Все дело в том, чтобы понять, почему это, собственно, происходит.
А происходит это потому, что в критическом положении, когда отец представлял для ребенка угрозу, тот нашел выход — выход, состоящий в идентификации, основанной на гомологичности обоих на этой схеме представленных треугольников.
Субъект счел для себя, что лучшим спосооом противостоять ситуации будет для него идентификация с матерью, которая как ему известно, никогда ни на какие уступки не шла. Поэтому-то в итоге и оказывается он в позиции матери, заданной для него именно таким образом.
С одной стороны, когда гомосексуалист имеет дело с партнером, являющимся для него заменителем отцовской фигуры, то все дело для него, как зачастую явствует из фантазий и сновидений гомосексуалистов, в том, чтобы партнера этого обезоружить, смирить, более того, чтобы партнера этого, эту замещающую отца фигуру лишить — у иных это стремление проявляется вполне отчетливо — способности вызвать к себе интерес у какой-то определенной женщины или у женщины вообще.
