У нее нет от него никаких секретов, подумала Роза, чувствуя себя по-дурацки. Ее мозг, глаза, а теперь и тело были для него открытой книгой. Что ж, тем лучше, бесшабашно решила она. Это только облегчит ее план, к тому же теперь она с некоторым утешением узнала, что он не был полностью неуязвим к ее чувствам. Впрочем, все это тоже могло произойти из-за Моники. Хотя мог ли тот взгляд, от которого у нее перехватило дух и закружилась голова, быть целиком притворством?
Блюда оказались вычурными и невероятно изысканными. Ни у Розы, ни у Алека не появилось их обычного здорового аппетита, и для компенсации они, кажется, прибегли к слишком большому количеству шампанского. У Алека была крепкая голова, однако по опыту он уже знал, что Роза этим не отличается.
— По-моему, ты рискуешь выпить слишком много, — деликатно предупредил он, положив руку на ее бокал, когда официант подскочил, чтобы наполнить его. — Лучше побольше ешь. Что скажешь насчет губки из патоки с заварным кремом? Может, попросить, чтобы принесли?
Роза слабо улыбнулась. Алек пристально смотрел на нее в течение всего вечера, а она старательно отводила взгляд. Несмотря на свою отчаянную решимость, она пребывала в постоянном страхе, что потеряет самообладание.
— Просто немного кофе, Алек, пожалуйста. И потом, может быть, мы пойдем домой?
— Уже? — безжалостно осведомился он, уставившись на нее. — Я больше времени провожу в закусочной за гамбургерами. — Тем не менее он заказал счет и кофе, а потом заявил обманчиво добродушным тоном: — В чем состоит твоя стратегия, Роза? Ты что, надеешься, что я внезапно потеряю самообладание и наброшусь на тебя?
Все это становится невыносимым, с внутренним стоном подумала Роза, теребя салфетку. Ей следовало бы понимать, что она никогда не сможет одержать верх над Алеком, и она была бы дурой, если бы вообразила, что станет им манипулировать.
— Твоя самонадеянность не перестает удивлять меня, Алек, — возразила она, не замечая, что попалась на удочку. — Неужели ты действительно полагаешь, что ты такой большой подарок для женщин? Просто из-за того, что я не бросаюсь на тебя, как Моника только что, ты решил, что я должна иметь какую- то «стратегию»?
— Давай не будем пускаться в пустые разговоры, Роза. Я всегда предпочитаю честность претензиям. В особенности с тобой. Не хочется, чтобы какой-нибудь пустяк уменьшил то уважение, которое мы испытываем друг к другу, правда? Кстати, почему ты так смущена? Мы ведь не подростки. Или ты чувствуешь себя уютно с мужчиной лишь тогда, когда он твой раб?
Розу покинула ее находчивость. Притворяться было бессмысленно. Он, как обычно, опережал ее на несколько прыжков.
— Ты куда-то меня тащишь, — продолжал он безжалостно, — и я не потерплю этого. Однако в равной степени мне неприятна мысль, что я сделал какие-то ошибочные заключения. Я полагаю, что пора тебе выкладывать, что у тебя на уме, не так ли?
Их взгляды встретились. В отчаянии Роза дерзко посмотрела на него, мечтая, чтобы он прочитал ее мысли и встретил ее на полпути. Внутренне умоляя его, она выдерживала его взгляд, чувствуя, как предательский румянец жарко запылал, сползая вниз по глубокому декольте ее платья. Прошло время, пока ей, наконец, удалось совладать с голосом. Алек, казалось, решил не оставлять ее в покое. Наконец, нервное напряжение придало ей силы, и она сказала:
— Ты прекрасно знаешь, что у меня на уме, ублюдок!
— Это больше походит на ту Розу, которую я знаю, — мучил он ее. — Ты понимаешь, что после этого все будет гораздо сложнее? Тебе известно, что я по-прежнему намерен выгнать тебя вон в конце лета? Мне не нужно никаких сцен.
— Какая девушка сможет устоять против таких условий? — спросила она с вызывающим видом, отступая за свою обычную искренность. Затем встала, оставив кофе нетронутым. — Никаких сцен не будет, — заявила она.
В такси Алек сидел в другом углу, подальше от нее, и обратился к ней лишь один раз, спросив, не холодно ли ей. Яростно дрожа, она заверила его, что ей жарко.
Однако, когда дверь квартиры захлопнулась за ними, он обнял ее сзади за плечи и уткнулся лицом ей в шею. За пару секунд он стащил с нее платье и, отшвырнув прочь пиджак и рубашку, крепко прижал ее к себе, а его руки схватили, словно ловушка, ее груди. Спиной она ощутила, какие жесткие волосы у него на груди. Ее ноги, почти не касались пола, когда он, направляя ее впереди себя, отвел ее в спальню и уложил по диагонали поперек широкой кровати. Она услышала стук сброшенной обуви и слабое жужжание расстегивающейся молнии, а затем его ласковый голос произнес:
— Ты так прекрасна, Роза. — Он произнес эти слова почти печально, вбирая в себя каждый дюйм ее тела. — Ты даже красивее, чем я воображал.
После этого он стал проделывать с ней острые, утонченные вещи. Роза лежала беспомощная, годы запретов слетали с нее, когда она расцветала, забывая про стыд, от его опытных прикосновений. Инстинктивно она обняла его руками, ее ногти невольно впились в твердую плоть его спины, дыханье стало неровным, голова закружилась.
— Не торопись, сладкая моя, — шептал он, — тебе придется пройти еще долгий путь. — И затем, постепенно, когда интенсивность и изобретательность его любовных движений возрастала, Роза поняла, и кровь застучала у нее в ушах, что он не принимал во внимание и не делал скидок, которые он наверняка должен был сделать ради ее девственности.
Она по-дурацки считала само собой разумеющимся, что он догадался о ее невинности. Хуже того, она сама не понимала вполне, насколько невинна она была. Не знающее устали, его тело двигалось более настойчиво, более решительно.
— В чем дело? — пробормотал он в ответ на ее явную неспособность участвовать в игре. — Тебе не нравится? Скажи мне, что тебе нужно, Роза. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
Лихорадочно она поняла, что он совершенно не проник пока еще в глубь ее тела, и она просто не знала, чего он ожидает от нее. Одни лишь бесхитростные инстинкты не помогали ей осмыслить то мудреное, что он, очевидно, намеревался делать. А ведь она отчаянно желала угодить ему, ей хотелось этого больше, чем удовлетворения своего измученного тела. Об обмане тут не могло быть и речи.
— Ты должен помочь мне, Алек, — простонала она, еле слышно, когда он послал еще одну конвульсию чистого желания, которая пронзила ее. — Я никогда не занималась этим прежде. Я… я… не знаю, что нужно делать.
Прошли долгие мгновения, прежде чем ее слова оказались произнесены до конца. Признание сделано, она расслабилась. Он мог лишь испытать восторг от ее признания, подумалось ей. Ее учитель во всем остальном, он должен радоваться, что посвятит ее во все тонкости физической страсти, обучая ее отвечать его мужским потребностям. Она погрузила руки в густые, золотистые волосы на его затылке и затем, внезапно осознав зловещую тишину, с испугом спросила.
— В чем дело, Алек? Я думала, что тебе…
— Роза? — Его голос напрягся. — Что ты пытаешься сказать мне?
— Что я девушка, — ответила она почти нетерпеливо. — Я думала, что ты понял, — повторила она, уже чувствуя панику. — Алек, ты ведь не возражаешь, правда?
— Возражаешь? — Внезапно его тон стал резким. — О, Роза, невинное дитя! — И затем, к ее ужасу, посылая проклятья и все еще задыхаясь, он перекатился на спину и уставился в потолок, пытаясь взять себя в руки. Роза не могла этого выдержать. Пылая от обиды, она услышала свой расстроенный голос.
— Ты что, не хочешь меня?
— Не оскорбляй меня, Роза. Твои глаза что, закрыты, или ты слишком скромная, чтобы посмотреть?
Бесспорная очевидность его вожделения к ней дразнила ее.
— Я не понимаю! — почти выкрикнула она, отчаянно борясь с нараставшей в ней волной истерики. Он очень больно схватил ее за руку.
— Успокойся, — сказал он почти нежно. — Тут нет твоей вины.
«Только не заплакать», яростно приказала она себе. Ее пальцы были зажаты между его пальцами, костяшки побелели.
— Когда ты хочешь, чтобы мы поговорили об этом, сейчас или утром? — наконец, спросил он более
