устала и у нее нет сил продолжать. Подкинув в камин немного дров, Николь задремала прямо в кресле.
Вдруг, вздрогнув, она проснулась, уверенная, что до ее слуха донесся звук, который обеспокоил ее. В комнате было почти совсем темно, пахло погасшими свечами, и только догорающий огонь в камине слабо освещал комнату. Николь выпрямилась, прислушиваясь. Она снова услыхала шум. Несмотря на то, что его заглушал снег, она не могла ошибиться. Стуча подкованными копытами лошадей и бряцая железными доспехами и оружием, к дому приближалась группа всадников. Николь бесшумно подошла к окну и, осторожно отодвинув занавеску, выглянула на улицу.
Их было около тридцати: темные всадники на фоне сверкающего в лунном свете белого снега. На какое-то мгновение она обрадовалась, решив, что это возвращается Джоселин. Но она тут же узнала куртки из бычьей кожи и шлемы с тремя стальными полосами, защищающими лицо, которые носили только парламентарии. Полная ужаса, она осознала, что к ее дому приблизилась группа врагов.
Николь колебалась, не зная, что ей делать, но решение принять было необходимо, потому что в этот момент раздался громкий стук в парадную дверь. Выхватив из ящика стола пистолет Джоселина, она вышла на балкон.
Двое спешились и теперь стояли возле крыльца прямо под балконом, их фигуры отбрасывали огромные тени на сверкающий под луной снег.
– Что вам угодно? – надеясь, что ее голос не выдаст ее, они не поймут, как она боится, но не только за себя, а за мирно спящих в доме, ни в чем не повинных людей.
– Не стоит так волноваться, девочка, – ответил один из них, – если ты будешь хорошо себя вести, то мы не причиним тебе никакого вреда.
Она тут же сообразила, какую возможность они ей подсказали. Часто игравшая на сцене простых крестьянских девушек, Николь сказала:
– Хозяина нету дома, сэр. Дома нет никого, кроме нас, слуг. Он уехал кого-то навестить, и его пока не будет.
Другой мужчина коротко хохотнул:
– Да, он уехал навестить Германию. Мы прекрасно знаем, что здесь, кроме слуг, никого нет. Поэтому от имени парламентариев мы займем Грейз Корт. А теперь, девчонка, поднимай своих подружек и дружков, мои люди долго ехали и устали, но прежде, чем лечь спать, нам не мешало бы немного поесть.
В последнем из говоривших было что-то удивительно знакомое Николь, и она, перегнувшись через перила, внимательно всмотрелась в него. Она улыбнулась в темноте.
– Но-но, дядя, следите за своими манерами, – коротко бросила она, – или я попрошу свою госпожу, чтобы она вышла и отрезала тебе уши.
– Какого дьявола… – начал он, но она перебила:
– Мне кажется, что моя госпожа также и твоя госпожа!
– Что все это значит? – сердито воскликнул он.
– Как все-таки неприятно, когда тебя не узнают, – продолжала Николь, сделав вид, что обиделась.
– Господи… – произнес он и вдруг тоже рассмеялся.
Это был Майкл Морельян.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Не было никаких сомнений, что Грейз Корт превратился в настоящий гарнизон. В большом доме поселились капитан Морельян и лейтенант Филд, а солдаты вместе с кузнецом и шорником расположились в конюшне. Лошади, конечно, были на первом этаже, в то время как два других превратились в общую спальню и столовую, и, таким образом, вся компания была устроена более или менее удобно.
– Но почему вы оказались здесь? – спросила Николь Майкла, как только им удалось остаться наедине.
– То же самое я хотел бы спросить у тебя.
– Давай пока не будет об этом говорить. Скажи мне, пожалуйста, почему ваша группа «круглоголовых» обосновалась в этом уединенном месте?
Майкл удивленно поднял брови:
– Из-за того, что отсюда недалеко Оскфорд, моя девочка.
– Ты хочешь сказать, что вы собираетесь его атаковать?
– Конечно, нет, нас для этого слишком мало. Но, поскольку король обосновался в этом городе, мы стараемся собрать все войска, расположенные в Лондоне, поближе к Оксфорду. Если он попытается двигаться в сторону Лондона, у него на пути окажутся сотни группировок, подобных нашей, которые преградят ему путь.
– Как жестоко.
– Война сама по себе отвратительна. Раньше мне никогда не приходилось видеть смерть, но в Эджгилле я насмотрелся всего вдоволь. Я видел, как люди умирали, и никто не приходил им на помощь, хотя они захлебывались собственной кровью и подбирали свои кишки. Мой кузен лежал на земле окровавленный, и за то, что я наклонился над ним и держал его голову, пока он не умер, я получил выговор от офицера.
– Потому что он дрался на другой стороне?
– Да.
Николь внимательно посмотрела на Майкла при ярком солнечном свете зимнего дня, проникавшего через окна в библиотеке:
– Ты изменился.
– Боже мой! Конечно.
Он действительно изменился, даже внешне: его красивое юношеское лицо огрубело и осунулось, подбородок и скулы приобрели резкие очертания. Майкла Морельяна больше нельзя было назвать нежным, задумчивым юношей. Он казался гораздо старше двадцати одного года.
– Ты тоже изменилась, – сказал он, наклоняясь вперед.
Они сидели в креслах перед камином, лицом друг к другу.
– Как же?
– Во всех отношениях. Я знаю, что у тебя был день рождения, пока мы не виделись, но изменило тебя вовсе не то, что ты стала на год старше, – он взял ее руку и прикоснулся к ней губами. – Я вижу у тебя на пальце обручальное кольцо.
– Да. Я вышла замуж за лорда Джоселина Аттвуда почти сразу после того, как король объявил войну. Мы встретились с ним в Ноттингеме. Проще говоря, Майкл, мой муж спас меня от сэра Дензила.
– Как это?
– Ну, он решил, мой отчим, я имею в виду, что раз мы с ним не настоящие родственники, то наши отношения могут быть интимными. Он старался, мягко говоря, навязать мне себя. А когда я сбежала от него, то встретила лорда Джоселина, и он помог мне.
Глаза Майкла сузились и потемнели, став почти фиолетовыми:
– Ты считаешь, я должен благодарить его за это?
Николь решила сократить разделяющее их расстояние и встала на колени перед креслом Майкла:
– Майкл, не будь таким сердитым. Ты все равно ничего не смог бы сделать. Поэтому не злись на Джоселина. И запомни – он действительно меня спас.
Она собиралась еще сказать, что ее муж – очень хороший человек и у него доброе сердце, но Майкл не дал ей ничего произнести. Перегнувшись через ручку кресла, он прикоснулся губами к ее губам, и последовал поцелуй такой горячий, такой долгий и нежный, что у нее перехватило дыхание. Потом он сполз с кресла и оказался возле нее на полу, лицом он уткнулся ей в грудь, и она почувствовала горячие слезы на своей обнаженной шее.
– Господи! – сдавленно произнес Майкл. – Эта проклятая война! Она отобрала тебя у меня, и я никогда больше не смогу тебя вернуть!
