значит, и от тебя скрыли часть правды. Объясни своему взбесившемуся генералу, у которого ненависть вытеснила остатки интеллекта, что чев не может быть ничьим агентом. Он подчиняется только разуму.
– Может быть, ему нужен выкуп? – радостно сообразил Кокер. – Сколько ты хочешь, малыш? – спросил он у Лайта.
– Кокер! Прикажите генералу отвечать на мои вопросы. Иначе мне придется отключить гравитацию и в ваших апартаментах. Вот так…
Вся мебель в кабинете закачалась и оторвалась от пола. Судорожно ухватившись за подлокотники, Кокер завопил о помощи. Кресла, в которых сидели Боулз и Торн, уже начали переворачиваться ножками вверх. Но Лайт вновь включил установку, и все вещи опустились на свои места.
– Скажи ему, Том! – взмолился Кокер. – Скажи все, что он хочет. Пусть тоже знает о «Прополке».
– Замолчи, Сэм! – прикрикнул на него Боулз. – Он шантажирует нас и ответит по закону. Мы ничего ему не скажем. – Обратившись к Торну, он спросил: – Сколько времени он может торчать там без воды и жратвы?
– Сколько угодно, – ответил Торн.
– Если вы будете молчать, – напомнил о себе Лайт, – я включу глобальное вещание и буду допрашивать вас перед глазами всего человечества.
– Послушайте, доктор, – миролюбиво начал Боулз. – Нам с вами нет никакой нужды ссориться. Война, о которой вы прослышали, готовится нашими врагами. Мы вынуждены упредить их и нанести первый удар. Мы уверены в победе, но на всякий случай решили обезопасить элиту нашего общества, в том числе и вас, чтобы сохранить цивилизацию свободного мира. Раз уж вы проникли в нашу тайну, мы готовы принять вас в союзники и предоставить вам в послевоенной администрации любой достойный вас пост.
– Я повторяю свой вопрос: по какой команде подводники произведут провокационный удар и как можно затопить их до нанесения этого удара?
В голосе Лайта нельзя было уловить ни раздражения, ни нетерпения. Он был спокоен и тверд. Но именно это спокойствие ужасало Боулза.
– Это военная тайна, доктор.
– Поэтому я и хочу ее знать.
Милз, следивший по голограммам за тем, что происходит в Кокервиле, не успевал осмыслить те изменения, которые совершались в психике участников начавшейся схватки. На помощь пришла Минерва:
– У Лайта все ступени Инта работают с предельным напряжением. Центры анализа, логического контроля и прогнозирования выдают безошибочные умозаключения. У него нет ни колебаний, ни сомнений. Каждое решение сразу же реализуется в поступках. У Кокера волны страха захлестнули остаточные фрагменты интеллекта. А у Боулза идет борьба между эмоциями страха, ярости и надеждой обмануть Лайта. Его Инт не парализован, как у Кокера, а мобилизован. Но мысли, оформляющиеся на высших ступенях, отвергаются логическим центром. Видимо, каждая из них признается им более нелепой, чем предыдущая. Возникают зыбкие узоры и тут же распадаются. Но Боулз далек от капитуляции. Отчетливо складывается характерная картина коварства.
– Надо бы предупредить Лайта, – встревожился Милз.
– Мы не можем с ним связаться, пока он не вызовет нас. Но я думаю, что он сейчас достаточно проницателен, чтобы разгадать уловки Боулза.
– А что у Торна?
– У него, пожалуй, самая сложная голограмма. Как ни странно, эмоция страха, во многом определяющая поведение Кокера и Боулза, у Торна почти не просматривается. Доминантные – изумление, восхищение и еще зависть. Все его чувства в состоянии смятения. Идет борьба между эмоциями положительными и отрицательными. Видите, как наслаиваются и перемешиваются краски обоих стволов. А Инт работает четко, с присущей ему энергией. От Торна можно ждать самых непредвиденных поступков.
– Хорошо, – сказал Боулз. – Я открою вам все карты. Но для этого вы должны покинуть диспетчерскую и прибыть сюда. Все материалы в нашем штабном кабинете.
– В последний раз говорю вам, генерал, – с тем же устрашающим спокойствием сказал Лайт, – немедленно сообщите кодовую команду для затопления кораблей. Или вы повиснете вниз головой на очень долгое время.
Боулз ухватился за сиденье, и видно было, что он готов находиться в любом положении, лишь бы не проронить ни слова. Кокер влез в кресло с ногами, обхватил руками его спинку и уже открыл рот, чтобы издать отчаянный вопль. Только Торн поднялся и с взволнованным, побледневшим лицом повернулся к Лайту:
– Я все скажу, Гарри. Не потому, что ты меня принудил. Я всегда разделял твои взгляды и сейчас особенно глубоко понял мерзкую сущность того, что задумали эти люди. – Торн протянул руку в сторону Кокера и Боулза.
Генерал вскочил с неожиданной для него резвостью и кинулся к Торну, Но мими по знаку Лайта успел выключить гравитацию, и все трое закувыркались под потолком.
– Поболтайтесь в невесомости, – сказал Лайт, – пусть генерал остынет, а я пока включаю глобальную связь.
Весть о том, что Кокервиль в результате каких-то никем не объясненных помех полностью изолирован от всего мира, успела стать величайшей, всех ошеломившей сенсацией. Сто двадцать тысяч человек, чьи имена десятилетиями не сходили с экранов великосветской хроники, биржевых сводок, научных обозрений, военной летописи, сто двадцать тысяч, среди которых были боссы и менеджеры, ни на минуту не упускавшие руководства гигантскими промышленными концернами и колоссальными капиталами, вдруг, в одно мгновение, словно растворились в бездне космоса.
К Кокервилю направились правительственные корабли, но все причалы центральной базы и ее сателлитов оказались наглухо задраенными. Космический город будто вымер. Все попытки связаться с его обитателями ни к чему не привели.
Естественно поэтому, что голос Лайта, внезапно донесшийся из Кокервиля, вызвал у всех землян такой интерес, какого они никогда ни к чему не проявляли. Остановились все транспортные машины, прекратились все другие телепередачи, прервались все зрелища, люди забыли о ложках, поднесенных ко рту. Все взоры сосредоточились на лице обыкновенного, небрежно одетого человека средних лет.
– Люди! – начал Лайт. – Я говорю с вами из диспетчерского центра Кокервиля. Чтобы проникнуть сюда, мне пришлось выйти в открытый космос без скафандра и пройти сквозь радиоактивную зону. Как видите, я жив. Жив потому, что сменил свою бренную плоть на другую, сделанную из витагена – материала, созданного моей лабораторией. Чтобы у вас не осталось сомнений в правдивости каждого моего слова, я включаю запись моего перехода, сделанную теми, кто пытался меня задержать.
ДМ, фиксировавшая все, что происходило в Кокервиле, выдала на экран изображение, которое до этого видели только Кокер, Боулз и Торн, не считая службы охраны. Теперь весь мир видел, как свободно передвигался Лайт в своем мятом пиджаке, с развевающимися волосами в безвоздушном, мертвяще- холодном пространстве космоса.
– Люди из витагена, – продолжал Лайт, – люди, не зависящие от условий среды, продиктованных природой, люди, не знающие старости и болезней, люди бессмертные и мудрые – появятся в далеком будущем. Путь к их созданию долог и труден. Я представляю собой лишь жалкое подобие Человека Величественного. Мне пришлось раньше времени стать существом из витагена и отказаться от привычных радостей бытия. Я сделал это по призыву тех сил человечества, которые решили сорвать сатанинский план кучки злодеев. В эти дни, когда все вы с нетерпением ждете ликвидации всех запасов оружия, кокеры и боулзы ради спасения своих прибылей и привилегий намеревались спровоцировать тотальную войну. Благодаря бдительности миролюбивых сил их план сорвался. Но заговорщики еще угрожают миру…
Лайт перевел на экран кабинет Кокера. Кресла все еще витали под потолком огромного помещения, сталкивались, разлетались в разные стороны. Кокер протяжно вопил, взывая о помощи.
– Я вынужден был, – продолжал Лайт, – отключить в этой комнате гравитацию, чтобы усмирить
