— Вот дам по зубам, — не выдержал Славик, — будешь знать что.
Шурик рукой отстранил Славика и продолжал допрос:
— Значит, ты — вор!
Генкино лицо отразило не столько обиду, сколько удивление:
— Какой же я вор? Что я — в карман залез?
— А какая разница? Пробку ты чужую уворовал.
Генка чувствовал себя припертым к стене и лениво соврал:
— Мне ее сам дяденька дал.
— Какой дяденька?
— Который в машине сидел.
— А ты знаешь, кто это сидел?
— Не знаю.
— Это писатель Толстой сидел, который про золотой ключик написал и про Петра Первого — кино.
Генка заметно побелел.
— Врешь, — прошептал он.
— Не вру, а точно.
— Про Буратино? — переспросил Генка.
— Точно… А ты…
— А я почем знал… Я и не отвинчивал, она сама упала, еле держалась, а я нашел… Почем знал.
— А чего тут знать? Чужое, значит, не тронь! Отдавай пробку, — приказал Толя. — Мы ее Толстому вернем.
Генка угрюмо смотрел на асфальт и ответил чуть слышно:
— Нет ее у меня.
— Не ври! — крикнул Шурик. — Сам сказал, что у тебя.
— Была у меня… Я обменял ее…
— На что?
Генка вытащил из кармана старый перочинный нож:
— Вот.
Все с отвращением смотрели на заржавевший и как будто обкусанный со всех сторон ножик.
— С кем обменялся?
— С Гришкой-Беляком.
— С какого двора?
— Он не с нашего, не знаю, где живет… У кино трется.
Члены штаба растерянно переглянулись. Шурик тронул Генку за рукав голубой футболки и сказал:
— Пойдем на площадку.
— Бить будете? — дрогнувшим голосом спросил Генка.
— Обниматься будем, — съехидничал Славик.
— Никто тебя бить не будет. Я отвечаю, — успокоил его Шурик. — Там ребята собрались, думают, как пробку найти. И ты нам поможешь. Верно?
Генка оживился и тряхнул головой:
— Я найду! Отберем у Гришки, я ему нож отдам…
Появление членов штаба с Генкой было встречено на площадке криками радости. Но когда Шурик рассказал, что драгоценная пробка обменена на паршивый ножик, все накинулись на Генку. Толя и Славик заслонили его своими кулаками.
— Ребята, — кричал Шурик, — не будем драться. Генка сам хочет пробку найти. Он нам расскажет, какой это Гришка, и разведчики пойдут на поиск. Мы его найдем! Говори, Генка, какой он из себя, этот Беляк?
— Обыкновенный беляк — заяц, — сказал Генка, — глаза у него косые и губа с прорезью. Он около кино трется, билетами торгует.
— Около какого кино?
— У разных, у 'Спартака' его видел и около 'Штурма' ходит, и на Невском…
Члены штаба посовещались и решили послать по два разведчика к каждому из близлежащих кинотеатров.
— Как увидите его, — напутствовал разведчиков Шурик, — один пусть бежит сюда, а другой пусть останется и последит за ним. Мы будем тут ждать. И Генка будет ждать. Двигайте!
Разведчики помчались к своим кинотеатрам.
Шурик вспомнил, что Виктор ждет от него сообщений о ходе поисков, но решил повременить с докладом. Ему хотелось сразу доложить, что задание выполнено и пробка найдена.
— А вдруг Беляк уже продал ее? — спросил Славик, когда члены штаба остались наедине. Он любил загадывать и придумывать всякие препятствия.
— Когда же он успел продать? — возразил Шурик.
— Не страшно. Покупателя найдем, — заметил Толя.
— А вдруг он скажет, что потерял? — беспокоился Славик.
— А вдруг, а вдруг… — передразнил его Шурик. — А вдруг его крокодил проглотил. А вдруг будет наводнение, и он утонет. Тебе бы, Славик, бабкой-знахаркой работать, все сидел бы и гадал. Действовать нужно, а не ковырять в носу.
— А я и не ковыряю, — обиделся Славик.
— Бросьте вы, — поморщился Толя. — Я думаю, не пойти ли нам проверить наших разведчиков. А то они зазеваются и забудут, зачем пришли.
Но это предложение даже не успели обсудить. К площадке бежал маленький Юрка и кричал что-то невнятное. Он так запыхался, что не мог выговорить ни слова. Он только глотал воздух широко открытым ртом и размахивал руками.
— Нашли? — с нетерпением потряс его за плечо Шурик.
— Ага, — выдохнул Юрка. — Там… у 'Штурма'… билеты продает.
Все торопливо зашагали к кинотеатру 'Штурм'.
Гришку-Беляка узнать было нетрудно. Раскосые глаза и рассеченная губа действительно делали его похожим на зайца, но только на зайца, потерявшего свою мягкую пушистую шубку и обросшего жесткими, черными, давно не чесанными волосами. Одетый, несмотря на жару, в пиджак с длинными рукавами, Гришка ни минуты не стоял на месте. Заячья голова его по-воробьиному дергалась в разные стороны, а ногами он выделывал какие-то кренделя, словно готовясь сорваться и бежать.
Шурик и Генка направились к нему. Толя и Славик остановились у витрины кинотеатра, делая вид, что их заинтересовали фотографии.
— Билеты? — деловито спросил Гришка, глядя одновременно и на Шурика, и на Генку.
— Нет, билетов нам не нужно, — сказал Шурик. — Ты отдай пробку, которую выменял, и забирай свой нож.
Гришкино лицо сморщилось, как у старушки, верхняя губа вздернулась и открыла красные десны.
— Чиво такое? — прошипел он дурашливым голосом. — Кембурчу-кубурчу?
— Отдай пробку, — повторил Шурик.
— Крумамчи-куберчу? — дурачился Гришка.
Шурик сделал шаг вперед, сжал кулаки и грозно сдвинул брови:
— Не кубарчи, а пробку отдай по-хорошему. Слышишь, что я говорю?
Гришка стал серьезным, и глаза его приклеились к самой переносице.
— Катись ты, — сердито проговорил он. — Чего пристал? Мена без перемена. И нету той пробки, забил я ее на барахолке.
— Нет? — твердо наступал Шурик. — У тебя она. Ты знаешь, чья это пробка?
— Была чья, потом моя, теперь — никудыкина.
— Толстого это! — проникновенно сказал Шурик, уверенный, что имя писателя подействует на Гришку,
