столь холодного и злого взгляда, видящего его насквозь, он еще не встречал. – Сейчас я тебя спрошу еще раз и, если, ты мне снова надумаешь лгать, то я перережу твое нежное, жирное горло. Мало этого – скажу, что так и было. Ты меня понял?
Бедняга быстро закивал, хлопая испуганными глазами, а на его висках выступили крупные капли пота.
– Эдвин, расскажи, будь любезен, почему в этом доме никто не живет?
– Это все она, она… – бледный как мел, он сглотнул комок, подкатившийся к горлу.
– Кто она?
– Моя племянница. Она тут жила со своим мужем. А когда тот ушел в крестовый поход и сгинул там, она не выдержала горя и повесилась.
– Она тут повесилась? В этом доме?
– Да. Вот на этой балке – он вытянул руку, указывая на идущую через весь потолок второго этажа перекладину. Эрик убрал нож от его горла и тот спешно схватился за него, проверяя целостность.
– А что сразу не сказал?
– Так откажетесь же арендовать. Все отказываются, как узнают.
– Послушай, добрый человек, мое обещание в силе – если ты еще раз, хотя бы в мелочи солжешь мне, я перережу твое горло. Я был ясен и убедителен?
– Конечно! Мой господин, у вас божественный дар убеждать людей!
– Вот и молодец. А про племянницу покойную не переживай, благородному должно быть стыдно бояться чего-то или кого-то. И уж тем более духов дурных девиц. Я возьму этот дом в аренду, да не на день, а на пару лет. Так что радуйся. А за то, что пытался меня обмануть, платить я тебе буду вдвое меньше – по оболу каждое второе воскресенье, на две недели вперед. Тебя такое условие устраивает?
– Господин! Конечно! Мне оно полностью устраивает! Я немедленно пришлю сюда людей, что они тут все убрали и помыли.
– Вот и хорошо. Вот и договорились. Вот, держи, это задаток на месяц.
Сказав это, он подбросил два обола так, чтобы подлетев над головой, они попали тому в руки, но поймать их мужик не смог. Поиграв в неумелого клоуна и все же уронив обе монеты на пол. А потом рухнул на колени, дабы их подобрать. Пол был завален мелким мусором и толстым слоем пыли, поэтому шанс потери был действительно велик. Парень глянул на поведение хозяина таверны, беззвучно ухмыльнулся и, не спеша, пошел на выход. На улицу они оба вышли более чем довольные. Эрик был доволен неожиданной выгоде в виде очень дешевого жилья, а Эдвин тому, что смог, наконец-то, хоть кому-то сдать этот проклятый дом, да еще на такой большой срок. В таверну нашему герою было возвращаться не с руки, а потому он отправился на городскую площадь, где размещался торг. Там быстро разыскалась местная стража, которая после подаренного денария, дабы выпили за покойных Берту и Генриха фон Ленцбург резко разговорилась. Видя интерес к торговым делам, у столь добродетельного человека, стражники показали самые ходовые места в железных рядах и проводили его к старосте, что следил за рынком. Выбранное место стоило денарий в день и Эрик, оплатив три дня вперед, отправился в гости к Готфриду, в надежде, что тот уже вернулся на подворье.
Эрик был доволен и в голове его крутились мелодии разные смешных и веселых песенок, услышанных им в прошлой жизни. Он так бы и шел до самого кузнеца, если бы не отборный мат, что был так громок, что расходился по улицам мелодичным эхом. Остановившись и прислушавшись, стало очевидно, что мастер уже вернулся домой. Какой, однако, у него ласковый нрав и нежный голос! Чуть позже все стало ясно – оказывается тот самый Ульрих, протягивая проволоку, умудрился сделать все заготовки меньшего диаметра, так что теперь все восемь килограммов железных заготовок нуждаются в переделке. Осчастливив бедного ученика своим трепетным участием, Готфрид бросил взгляд на своего гостя. Хмыкнув и, видимо поняв, кто к нему пришел и зачем, молча показал на дверь дома и пошел туда первым. Язык нашли сразу, ведь барон чуть ли не с порога заявил цена обучения – по денарию в неделю. Условия учебы вольготные и весьма свободные. В общем, все складывалось как нельзя лучше. Слишком все и слишком хорошо, даже как-то странно. Следующий месяц прошел довольно спокойно. Нечетные дни недели, кроме воскресенья, шли занятия в кузнице, да и то не с рассвета. Четные дни проходили в тренировках, верховых прогулках, домашних хлопотах и языковой практике. Дело в том, что по вечерам он занимался со своей спутницей языком, носителем которого она была, и практиковался в письме с помощью гусиного пера. На рынке дела шли хорошо, а потому к концу месяца все трофеи были распроданы, даже бисер и тот получилось продать. Так что, после всех трат, к концу месяца у них было просто огромное состояние – суммарно около 35 венских серебряных марок. Это 10 килограмм серебра! На эти деньги он мог бы жить до глубокой старости в спокойствие и довольствие. Но, увы, покой не его удел. К концу месяца Эрик стал замечать странных людей, регулярно проходящих возле его дома, следящих за ним и вообще – проявляющих заинтересованность. Это настораживало и однажды вечером Эрик поделился с девушкой своими наблюдениями. Выяснилось, что она их тоже заметила, причем еще на рынке – все знакомые лица, которые не раз подходили и спрашивали, приценивались и вообще старались поговорить по душам. Прикинув, что к чему, они с Морриган пришли к выводу – их пропалили на доспехах. Дело в том, что доспехи были дороги, а их хозяева были совершенно не многочисленны и ни разу не свирепы. Если сложить два этих факта в единое целое, то становится вполне очевидно – их хотят ограбить, а следят чтобы выяснить – где спрятаны деньги. Да уж, называется – доигрались. Ведь только одних наблюдателей пятнадцать человек! С утра он оставил Морриган сидеть дома, под засовом, и впускать его только по звуковому сигналу – он особым способом должен постучать. А сам спокойной походкой направился в кузницу. Где обговорив ситуацию с мастером, приступил к работе, да не один, а все вместе. До обеда они работали, делая так называемые стрекачи – пространственные конструкции из четырех шипов, собранных таким образом, что как ни положи – один будет всегда вверх торчать. Получилось около сотни. Забрав поделки, он отправился на рынок, чтобы купить еще два простых арбалета, болтов, разгрузку с крюком и легкое копье. А в самом конце своего променада прошел к своему дому, демонстративно бряцая снаряжением, мимо одного из наблюдателей. А на шутливый вопрос о том, куда это он так снарядился, сказал, что завтра выезжает с тамплиерами в Святую земли, вот и готовится. Зайдя домой начал активные приготовления к отражению штурма. Были заблокированы ставнями на засовах все окна, надежно закрыта дверь, устроена баррикада при входе на второй этаж, весь первый этаж был аккуратно уложен стрекачами, рядом с подоконниками второго тоже положили немного. В общем, все приготовления длились до самых сумерек, поэтому, когда около полуночи возле двери послышался какой-то шорох, они с Морриган, уже расположившись за баррикадой, имели три заряженных арбалета и надежду на успех. Как ни странно, но эти ухари смогли открыть массивный засов на двери довольно тихо, как и саму скрипучую дверь. Ступив через порог, первая тень сдавленно замычала и выскочила обратно, видимо наступив на стрекач. Идущие за ней были уже умнее – передвигали ноги, не отрывая от пола, чем просто смещали стрекачи в сторону. Вошло их человек семь. Эрик тронул девушку за плечо и они, взяв по арбалету прицелились. Целились в район шеи с таким расчетом, чтобы болт, пробивший с такой расстояния ее насквозь, повредил идущего следом. После первого залпа, застонав, упали четверо, а трое испуганно присели. Тут-то они и повалили. Наткнувшись в темноте на баррикаду, и схлопотав пару раз копьем в живот, они быстро остыли и стали обстреливать позиции ребят из дверного проема. Осажденным приходилось в свою очередь так же отстреливаться – Морриган заряжала, а Эрик стрелял. После седьмого выстрела он почувствовал сильный удар в правую ключицу – туда угодила бандитская стрела. Слабея, он стал отдавать распоряжения девушке о том, как именно нужно стрелять по быстро выглядывающим фигурам и прочее. Минут через пять он потерял сознание. Для него бой был сегодня закончен – одиннадцать к одному, хороший результат.
* * *
