Хейтор так возбудился, что кровь бросилась ему в голову, и на носу сквозь белую повязку проступило красное пятно. Неожиданно для Кроукера он сел рядом с крокодилом и сказал:
– Вот видишь, чем кончились твои намерения сделать нас обоих более цивилизованными!
Кроукер похолодел от ужаса. Хейтор разговаривал с крокодилом? Уж не спятил ли он?
Крокодил, казалось, ухмылялся, хотя его челюсти были плотно сжаты. Его янтарные глазки светились злобой, мощный хвост с такой силой бил о стену, что она вздрагивала, осыпая пол штукатуркой.
– Хейтор...
– Не хочу разговаривать с тобой! – заорал Хейтор. – Пусть Антонио слушает тебя.
– Но ведь здесь нет никакого Антонио, – осторожно произнес Кроукер. – Здесь только мы с тобой да души убитых тобой людей.
Хейтор протянул свою руку над пламенем костра в каменной жаровне на полу.
– Сеньору известно, что колдуны способны на многое? Если бы сеньор родился в Асунсьоне, он бы знал об этом. Если бы в жилах сеньора текла кровь народа гварани, он бы все давно понял.
Он медленно опустил руку прямо в огонь, и янтарные глазки крокодила тут же превратились в узенькие щелки.
– Искусство перевоплощения – одно из фундаментальных в хета-и. Смотри, колдун не горит в огне!
Он опустил руку еще ниже. Вспыхнул манжет его рубашки, и в воздухе запахло горелой тканью и палеными волосами. Пламя стало подниматься вверх по рукаву рубашки, Хейтор сжал пальцы в кулак. Горящая ткань трещала так громко, словно это был лесной пожар. Хейтор оскалился, и Кроукер услышал леденящее душу завывание.
Тем временем пламя, словно живое существо, вползло Хейтору на грудь, перебралось на спину. Его рубашка почернела и стала разваливаться на плечах, свисая тлеющими лохмотьями.
Тогда Хейтор раскрыл сжатый кулак – на ладони лежали три темных камня. Внезапно глаза крокодила открылись. Язычки пламени ярко вспыхнули и погасли, словно задутые ветром.
Улыбаясь, Хейтор показал на крокодила.
– Колдун превращается в животное, чтобы испить свежей крови своих врагов. Это увеличивает его жизненную силу. И даже годы не властны над ним. Сеньор, все, что я сейчас сказал, – чистая правда.
Он сорвал с себя обгоревшие лохмотья рубашки и бросил их на пол.
– Глаза видят, но разум отказывается верить. Так, сеньор?
Однако Хейтор был не совсем прав. Кроукер думал о Хумаите Милагросе, который после своей смерти – и в этом был абсолютно убежден его внук, Бенни, – превратился в тигровую акулу.
– За сотовый телефон платит сам Майер, а не Бенни Милагрос, – сказал Кроукер. – Однако вы хотели заставить меня думать иначе. Вы хотели поссорить меня с Бенни, отрезать меня от всех и вся. Зачем?
– За тем же, зачем я убил Пабло и Эстреллу, – спокойно ответил Хейтор – Человек – существо общественное, зависящее от окружения. В критические минуты он стремится прибегнуть к помощи самых близких ему людей.
Невероятно! На теле Хейтора не было ожогов!
– Так бывает всегда, – продолжал Хейтор. – Такова человеческая природа. Истинное нутро человека раскрывается тогда, когда он остается в совершенном одиночестве, когда с него спадает вся шелуха цивилизованности. О, это редкие и прекрасные мгновения!
Хейтор расхохотался, и крокодил тоже вдруг раскрыл пасть. На мгновение Кроукеру показалось, что смех доносится именно из пасти отвратительной рептилии.
– Как, неужели сеньор все еще не понял? Пабло и Эстрелла непременно пришли бы на помощь, как это уже было не раз. А теперь сеньор остался один. Игра продолжается!
Не успел он договорить, как Кроукер рванулся вперед и одним движением биомеханической руки сорвал с потолка электрический провод. Одновременно его нога с размаху опустилась на крокодилью морду – зубы клацнули друг о друга. Кроукер мгновенным движением обмотал провод вокруг страшных челюстей, туго стянув их и завязал концы провода морским узлом. Тварь изо всех сил колотила хвостом и извивалась всем телом, но теперь уже не могла причинить Кроукеру вреда.
С яростным звериным ревом Хейтор кинулся на Кроукера, но тот сумел точным ударом биомеханической руки попасть ему прямо в сломанный нос.
Хейтор вскрикнул и упал на пол, словно подкошенный. Из потревоженной раны хлынула кровь. Кроукер пнул его под ребра, и Хейтор, скрючившись, потерял сознание.
Наклонившись, Кроукер схватил его за волосы и потащил по коридору в кухню, где уже пахло подгоревшими овощами. Кроукер на ходу снял сотейник с плиты. Оставив Хейтора валяться на полу посередине кухни, он подошел к холодильнику и вынул оттуда поддон со льдом. Спустив брюки Хейтора до колен, Кроукер приложил к мошонке кусочек льда. Слабо вскрикнув, Хейтор пришел в сознание. Кроукер тут же всем телом придавил Хейтора к полу, упираясь коленом ему в грудь.
– Вот так-то, Хейтор! – по-испански сказал Кроукер. Потом он протянул руку к плите и включил на всю мощь горелку, на которой прежде стоял сотейник. Выдвинув стальной коготь биомеханической руки, он стал нагревать его над пламенем газовой горелки.
Глядя в янтарные глаза Хейтора, Кроукер сказал:
– Знавал я одного парня, он называл себя Угольщиком. Он работал в тех районах города, где шаталось много туристов и где полицейские не особенно беспокоили его. Он глотал огонь. Потом брал в руки пылающий факел и водил им вверх и вниз то по одной, то по другой руке, а потом и вовсе поджигал себя всего. Толпа зрителей приходила от этого в полнейший восторг.
Коготь Кроукера накалился докрасна.
– Что ж, по-твоему, он тоже был колдуном? – продолжал Кроукер. – И только мне был известен секрет его фокусов. Я-то знал, что он покрывал свой рот и всю глотку специальной мазью, а потом натирал ею все тело, чтобы не поджариться живьем во время исполнения своих трюков. Колдун, фокусник – как ни назови, а суть одна.
Кроукер медленно поднес к лицу Хейтора свой раскаленный стальной коготь.
– А теперь ты расскажешь мне всю правду о Розе, сестре Бенни. Как она погибла, Хейтор?
Янтарные глаза Хейтора смотрели не на раскаленный коготь, а в лицо Кроукеру. Его губы и щеки были залиты кровью, под глазами налились уродливые синяки.
– Ты что же думаешь, кретин? Что я задрожу от страха и разоткровенничаюсь только потому, что ты этого хочешь?
– Нет, Хейтор. От тебя я не жду ничего. – Кроукер достал из кармана камень духов Хумаиты и прижал его к шее Хейтора между ключицами.
Глаза Хейтора широко раскрылись, он судорожно зевнул и стал извиваться, прижатый к полу коленом Кроукера.
– А теперь, – тихо проговорил Кроукер, – расскажи мне то, что я хочу знать. Расскажи мне о Розе Милагрос.
Ничего не произошло. Но через несколько мгновений янтарные глаза Хейтора словно погасли и стали прозрачными.
– Ненавижу ее, – прошипел Хейтор. – Проклинаю ее, где бы сейчас ни находилась ее душа.
– Почему? – спросил Кроукер. – Что такого она тебе сделала?
– До ее появления мы с Антонио были мокои.
– Мокои? – переспросил Кроукер. – Что значит мокои?
– Особые отношения между близнецами, священная связь. Эта сука, Роза, разорвала эту связь между мной и Антонио подобно тому, как врач, делая аборт, преждевременно вырывает плод из чрева матери. – Лицо Хейтора исказила гримаса ярости. – Она совершила насилие над нами! Гнусное насилие! Я не мог допустить этого.
Значит, Антонио говорил правду о своей любви к Розе? Кроукер был настолько ошеломлен этим открытием, что не знал, что и думать.
– Так это ты убил Розу, – прошептал он.
– Она говорила, что любит его, что чувствует испорченность его души, что сумеет спасти его, – продолжал Хейтор, едва ли осознавая присутствие Кроукера. Таково было действие камня духов. – Она совратила его, разрушила нашу с ним общность, наше единство, мокои, которое было фундаментом всей
