Он снова почувствовал злость.
— Пусть не ты, но кто-то ведь должен был защитить моего отца?
Его резкий голос уколол ее, словно острие ножа.
— Ты хочешь мести, Браво? — бросила она. — Если так, то прибереги свой гнев для убийц.
Охваченный мыслями о трагедии, произошедшей с его собственной семьей, Браво не желал уступать.
— Ты не ответила.
Они дошли до края некрополя. Неподалеку виднелось еще несколько мавзолеев. Остановившись, они встретились взглядами.
— Декстер отпустил стража незадолго до встречи с тобой. Он сам избавился от преследовавшего его рыцаря. Твой отец мастерски умел уходить от погони, неважно, в толпе или в совершенно безлюдном месте. Ясно одно: он хотел встретиться с тобой наедине. Только ты и он.
Несколько секунд Браво молча обдумывал ее слова. Они шли по выбранной Дженни дорожке. Наконец он медленно выдохнул.
— У тебя, похоже, есть ответы на все мои вопросы. Ты умна… и очень изобретательна. Наверное, отец потому и хотел, чтобы мы встретились.
— Ох, если бы я и в самом деле знала ответы на все вопросы! — Дженни чуть склонила голову. — Я не понимаю, зачем Декстер отпустил стража. Зачем ему так нужно было встретиться с тобой наедине?
Я хочу сделать тебе предложение. Помнишь, чему ты учился?
— Не знаю… — начал было Браво, но тут в горле у него встал комок, и он с трудом сдержал желание стукнуть кулаком — по чему угодно, по первому попавшему под руку предмету. Да нет же, он ведь знал, знал! Вопрос заключался в том, примет ли он это так и не высказанное вслух предложение. — Нет, я знаю, — продолжил он после секундной паузы. — Отец спросил, не забыл ли я, чему когда-то учился. Конечно, он понимал, что я все прекрасно помню. Он просто хотел меня подготовить. Я уверен, отец собирался предложить мне вступить в орден.
Дженни молчала, словно отдалившись от него, в который раз с того момента, как они угнали джип. Судя по датам на надгробиях, относящимся к восемнадцатому веку, они находились в самой старой части кладбища.
— Неудивительно.
— Правда?
— Твой отец всегда отличался от остальных. Он был не просто членом внутреннего круга, — медленно, словно взвешивая каждое слово, произнесла Дженни. — Но чтобы тебе стало понятно, придется вернуться к самому началу… Как тебе известно, Минориты-гностики когда-то отделились от францисканцев.
Браво кивнул.
— Орден был основан в тринадцатом веке последователями Франциска Ассизского. Вскоре после смерти святого многие ревнители его учения приняли решение жить в апостольской бедности. Это выводило Папу из себя, поскольку традиционно богатства, накопленные монашескими орденами, заимствовались в пользу церкви. Но лишь в 1517 году, почти через три столетия после смерти святого Франциска, орден окончательно разделился на две ветви. Последователи одной из ветвей, конвентуалы,[6] осели в монастырях. Другая ветвь ордена, обсерванты,[7] то есть «соблюдающие Устав», полагали, что святой Франциск заповедал им странствовать по миру, неся Слово Господне тем, кто более всего нуждался в вере.
Некоторые из обсервантов подчинились Папе и даже участвовали в набегах на Левант, вербуя солдат и собирая деньги для организации крестового похода против растущей и все более агрессивной Оттоманской Империи. В то время турецкий флот атаковал острова в восточной части Средиземного моря и начал угрожать Венеции.
Но истинные приверженцы ордена противостояли указам Папы, не желая отрекаться от принятого обета бедности. Они упорно сопротивлялись, пока наконец им не осталось ничего иного, как бежать в поисках тайного убежища. Папа пришел в ярость и послал на поиски один из своих военных отрядов — рыцарей святого Клемента с острова Родос, намереваясь раз и навсегда подчинить своей воле строптивых монахов.
Те, кто вообще слышал что-либо об ордене, знакомы, как правило, только с этой краткой исторической справкой. В целом все верно, и все же реальная история отличается от общеизвестной. Задолго до того, как произошло официальное разделение, внутри ордена разыгрались нешуточные страсти. В том, что произошел внутренний раскол, ничего удивительного, по сути, не было. Доминиканцы, бенедиктинцы и другие более древние, признанные ордена всегда были настроены враждебно по отношению к нам.
— Но почему?
— По той же причине, что побудила меня вступить в орден, — сказала Дженни. Сквозь густую листву проникали лишь отдельные пятна света. Они пробирались между деревьями, шагая бок о бок, словно влюбленные, спешащие в условленное место. — У нас есть преимущество, которого прочие лишены. Наш орден образовался позже, когда Уильям Оккам уже был известен миру.
— Бритва Оккама…
— Теория, выведенная из учения Аристотеля, но сильно отличавшаяся от религиозной доктрины Фомы Аквинского. Фома полагал, что, постигая законы природы, мы приближаемся к пониманию замысла Божьего. Оккам считал, что учение Фомы ошибочно в корне, так как он пытался объяснить логически намерения Господа, которые суть есть великая тайна. Мнения разделились, и с тех пор споры не утихают.
Орден принял учение Оккама, полагавшего, что вера и разум, религия и научное познание существуют в разных плоскостях. Как может астроном, вычислив орбиты планет, понять предназначение, уготованное им Всевышним? Как может человек, вооружившись теориями, придуманными другими людьми, проникнуть в планы Господа?
Тропа плавно нырнула вниз. Миновав пологий спуск, они оказались на низинном лужке, окружавшем небольшой пруд. Зеркальная гладь воды безмятежно блестела под ярким солнцем. Отсюда уже была видна высокая каменная стена вокруг кладбища. Надгробия в этой части парка сточило время, здесь и там торчали каменные обломки. Некоторые памятники так заросли лишайниками и мхом, что надписи разобрать было уже невозможно. Чуть впереди, там, где неподалеку от каменной кладбищенской ограды тропа заканчивалась, возвышался последний мавзолей, на вид довольно незамысловатый. С левой стороны по стене бежала неровная трещина, словно когда-то мавзолей подвергся атаке вандалов, пытавшихся его взорвать. Поверхность старинных камней была грубой, шероховатой, словно ладонь плотника. Корень стоящей рядом плакучей ивы врос прямо в фундамент, как будто сама природа насмехалась над попыткой человека навечно сохранить что-то земное.
Они оказались перед невысокой бронзовой дверью под нависающим широким каменным фронтоном, почерневшим от времени и непогоды. На камне было изображено нечто вроде треугольника, в центре которого Браво с трудом разобрал высеченное имя: «Маркус».
Они молча стояли и смотрели на надпись. Наконец Дженни сказала:
— Почти наверняка тебе неизвестно, что раскол ордена был предсказан еще в двенадцатом веке Иоакимом Фиорским. Некоторые называли это предсказание пророчеством… Он написал несколько впечатляющих апокалиптических трактатов, провозглашавших грядущее наступление времени Святого Духа, когда два ордена, члены одного из которых будут жить в бедности, изменят устройство церкви. С 1247 по 1257 год главой беспокойного ордена францисканцев был Джованни Бурелли из Пармы. В конце концов его сместили из-за близости к спиритуалам, из рядов которых позже вышли основатели ордена. Спиритуалы были последователями Иоакима Фиорского, чье учение полностью соответствовало их главным тезисам, противореча мнению остальных францисканцев. В 1257 году Джованни был отправлен в отставку папским указом и вынужденно уехал в Греццио.
Браво кивнул.
— Я об этом читал. Его сослали в Лa Церцери, приют францисканцев на Монте-Субазио, неподалеку от Ассизи. Он оставался узником до конца своих дней.
