– Да?
– Не могли бы вы оказать любезность и проследовать с нами в участок.
– К сожалению, сейчас это невозможно.
– Мэм, – уныло протянул тот же парень. – Я счел бы это личным одолжением, если б вы согласились. Шеф оторвет мне голову, если я не доставлю вас к нему.
– В чем, собственно говоря, дело?
– Это официальная встреча.
– А если точнее.
– Боюсь, мисс Уитней, об этом вам придется спросить у самого лейтенанта Бонстила. – Он опустил глаза. – Мне ужасно неловко просить вас.
– Ничего страшного, не переживайте. Вы исключительно любезны. Это лейтенанту пришла в голову идея пригласить меня таким образом?
– Нет, мэм. – Он улыбнулся ослепительной голливудской улыбкой. – Это придумал я сам. Дайна рассмеялась.
– Ладно, – сказала она и, дав задний ход, пристроилась в арьергарде у полицейского автомобиля. – Какое у вас звание? Сержант?
– Рядовой, мэм.
– Ну что ж, показывайте дорогу, рядовой. – Она махнула рукой.
– Мисс Уитней?
– Да.
Высунувшись из машины, он протянул Дайне свой блокнот.
– Простите за беспокойство, не могли бы вы оставить здесь на память свой автограф.
Участок Бонстила находился в самом сердце деловой части Лос-Анджелеса. Он располагался в уродливом кубическом сооружении из бетона, вполне естественно выглядевшим в этой на удивление отвратительной части города и похожем скорее на бункер, построенный на случай военных действий в прилегающем к нему районе.
Тесный кабинет Бонстила находился на шестом этаже. В огромной кабине лифта стоял неистребимый запах пота и человеческого страха. Патрульный полицейский лично доставил ее наверх и довел до двери из матового стекла.
– Вот она, лейтенант.
Бонстил, оторвавшись от своих бумаг, поднял голову. Он сидел за столом, на котором громоздились в беспорядке многочисленные папки и просто отдельные исписанные листки.
– Спасибо, Эндрюс.
– Лейтенант, – патрульный поднял вверх большой палец, – она очень приятная леди.
– Оставь свои замечания при себе, Эндрюс, и исчезни.
Оставшись вдвоем, они некоторое время молча смотрели друг на друга. Резкий флюоресцирующий свет падал из углублений в отделанном звуконепроницаемой плиткой потолке. В одном углу, где находилась вентиляционная решетка, плитки почернели, точно от огня.
Перед столом стоял всего один стул из серого металла и зеленого пластика, на который Бонстил и указал Дайне, поинтересовавшись: «Хочешь кофе?»
– Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорей, – ответила Дайна.
– Непременно так и будет. После того, как мы поговорим. Мы ведь заключили договор, помнишь?
– В наш договор не входило то, что ты будешь вести себя, как негодяй.
Он на минуту задумался. Потом он поднялся, вышел из-за стола и закрыл дверь, которую Эндрюс оставил открытой. Однако, вместо того, чтобы вернуться в свое кресло, Бонстил уселся на краешек своего стола, предварительно расчистив небольшой уголок. Указав рукой на бумаги, он сказал:
– Ты видишь все это? Это мои ежемесячные отчеты и доклады. Я ненавижу заниматься ими. У меня уже два месяца отставания и намечается третий, так что капитан собирается устроить мне выволочку. – Он сложил руки перед собой, сцепив пальцы. – У нас у всех есть проблемы.
– Если это шутка, – холодно заметила Дайна, – то она крайне неудачна.
– Я никогда не шучу.
– Интересно, – спросила она, приближаясь к нему. – В твоей груди под этим костюмом от Келвина Кляйна действительно есть сердце?
Его синевато-серые глаза на мгновение вспыхнули, но тут же погасли.
– Мне нравится одеваться хорошо.
– Что случится, когда ты разведешься с женой? – Ее вопрос походил на плевок. – Станет ли она выплачивать тебе алименты, достаточные для поддержания твоего гардероба.
Он поднялся на ноги, крепко стиснув зубы, и процедил.
– Это не смешно.
– Я и не думала шутить. – Она вела себя вызывающе, почти нагло и искренне хотела, чтобы Бонстил
