Сок вздрогнул. Ему показалось, будто в душу, в сердце его проникло что-то неумолимое, страшное. Это нечто вползло в него, как холодный, отвратительный змей, и лишь невероятным усилием воли ему удалось стряхнуть с себя это ощущение.
А потом глаза Мурано стали такими, как обычно - черными.
- Вот теперь ты знаешь, - мягко произнес Мурано. - Я вместе с вами вступаю в поединок. Когда мы сражаемся, я сливаюсь с вашим телом, вашим разумом, вашими рефлексами, с вашей животной сутью. 'Кокоро'.
Поначалу Сок этого не понимал, но со временем знание наполняло его, как наполняют реки в сезон дождей пересохшее русло. Постороннему же могло показаться, что Мурано дает своим ученикам лишь уроки физической агрессивности.
Но ничто не могло быть дальше от правды, и позже Сок понял, что это впечатление - на благо, лучше не просвещать противников, пусть так и думают.
- Это состояние не имеет ничего общего с физическим состоянием, - объяснил ему как-то Мурано. Он говорил по-французски с акцентом, кхмерского он не знал. - Но это и не духовное состояние: подобное разделение искусственно, человек создал его для своего удобства. Справиться с тем или иным состоянием по отдельности нетрудно, трудно постичь их целостность, постичь истину.
Он вытянул правую руку и сжал кулак.
- Подойди, - приказал он, - и попробуй отвести мою руку.
Сок старался изо всех сил, но рука Мурано не сдвинулась ни на миллиметр.
- Вот так-то, - сказал Мурано. - Если я скажу, что я сильнее тебя, это будет правдой. Но если я скажу, что ты не можешь справиться со мною только потому, что я использую силу своих мускулов, это будет неправдой. Можешь ты мне объяснить, в чем разница?
Сок честно признался, что не может.
- В бою, - продолжал Мурано, - человек превращается в единое целое. Но это - не внутреннее состояние. Истина слишком необъятна, поэтому слушай меня внимательно. Если ты это поймешь, ты справишься и со всем остальным, с более высокими ступенями постижения.
Если ты смотришь на противника и думаешь: 'Вот сейчас я сделаю рукой это', - считай, ты уже побежден. Существует нечто, именуемое реактивной агрессивностью. Она есть в каждом человеческом существе, но суть ее не изучена и не понята до конца, - Мурано поднял палец, призывая к вниманию. - Вот, например, ты ведешь автомобиль. Автомобиль получает удар, начинает вертеться на месте, затем переворачивается, - палец Мурано очертил в воздухе несколько кругов. - Машина взрывается, она объята пламенем, ситуация становится критической. И мозг оценивает ее посредством ощущений, выносит суждение и соответственным образом реагирует.
Твоя рука ударяет в дверцу с такой силой, что металлические пружины отпускают замок и ты выпрыгиваешь. Происходит ли это потому, что у тебя необыкновенно сильные мышцы, тело культуриста? Или потому, что ты тщательно продумал путь к спасению? Нет, - Мурано покачал головой, - Тебе удалось выбить дверь, потому что твой организм почувствовал опасность, смертельную опасность. Нечто примитивное, глубинное продиктовало тебе то самое спасительное движение. Твое существо обрело невероятную для тебя силу, источник которой - стремление к выживанию. И это - реальность. Такое случается каждый день. Вот что называется реактивной агрессивностью, и человек вполне может научиться пользоваться этой силой по собственному желанию.
Это и есть кокоро. И верь мне, когда я говорю, что больше никто в мире не сможет научить тебя этому методу борьбы. Ты можешь научиться многим методам от многих сэнсеев - это хорошо. Ты молод, а я поощряю в молодых стремление к экспериментам.
Но сам дух: убивающий дух - он здесь. Я прошу тебя только о безраздельном внимании. Остальному научит тебя время. Но слепой вере в этой науке места нет. Ты смотришь, ты слышишь, ты чувствуешь. И ты учишься. Это единственный способ, которым можно постичь кокоро...
А теперь начнем.
Вряд ли стоит говорить, что с этого момента жизнь Сока изменилась полностью. С ним произошла метаморфоза. Он нашел в себе - или, точнее, Мурано помог ему обнаружить - свое животное начало. Оно было агрессивным, жестоким, и как, ему казалось на первых порах, пугающе примитивным. Поначалу он ощущал его биение в себе, его трясло, как в лихорадке. Как будто выпустили из клетки огромного льва. Он чувствовал его запах, он почти физически его ощущал.
И он пытался бежать от него.
В попытках оттолкнуть, убежать от своего нового 'я' он чуть не погубил себя. И в это время никто не мог пробиться к нему, даже Мурано. Он вел смертельную битву с самим собой, и, в конце концов, спас его от поражения только Сам.
Именно Сам увел его из временного лагеря в Барае в джунгли, и там, где их слышали только птицы и видели только мартышки, вывел брата из внутреннего тупика.
- Оун, - прошептал он ему голосом, которым разговаривал с Соком, когда тот был малышом, - оун, - Сам обнял младшего братишку. Оба тяжело дышали. - Можешь ты объяснить мне, что с тобой происходит?
Сок долго молчал. Он сидел, привалившись к стволу баньяна, черная форменная рубашка сбилась на спине. Отсутствующим взглядом глядел он в изумрудную зелень джунглей.
- Мурано показал мне кокоро, - наконец произнес Сок. Голос его тоже изменился: стал ровнее, глубже. - Суть существования, - он повернулся, глянул брату в лицо. - Ты был прав, когда сомневался в учениях Преа Моа Пандитто. Буддизм - еще не все.
- Зато теперь ты считаешь, что кокоро - это все.
- Нет, - Сок покачал головой. - Нет, я так вовсе не думаю, - он ладонью стер пот со лба. - Но Мурано показал мне ту часть меня самого, о существовании которой я не знал. Не понимал, - он сжал руку Сама. - Ты же знаешь, я видел твою ярость, но не понимал, откуда она. Я не понимал, почему ты так рассержен. Что произошло, почему тебя обуревают такие чувства.
Но потом я понял, что во мне тоже живет ярость. Просто я никогда не мог выразить ее так непосредственно, как выражал ты, - лицо Сока было печально. Казалось, он вот-вот расплачется. - Я не мог объяснить этого, но когда мы участвовали в бою, когда мы вот так убивали... не знаю, это мне нравилось. Тогда моя ярость принимала форму, находила цель и исходила из меня. Можешь ты это понять?
- Да, - без колебаний ответил Сам. - Наша жизнь трудна, она полна опасностей. По правде говоря, а даже и не предполагал, что все будет именно так. Страх, смерть поджидают нас за каждым углом, словно злобный кмоч. И теперь я даже рад, что все вышло наружу. Для меня так лучше, потому что теперь я могу сам что-то делать, решать. Я ведь никогда не был болтуном.
Сок глядел на вершины деревьев. Кругом были непроходимые джунгли, но он знал, что там, за ними - рисовые террасы, дамбы, подобие цивилизации.
- Сам, - тихо сказал он, - меня пугает тот человек, в которого я превратился. Мне страшно, что такой я - тоже я.
- Но это действительно ты, оун. И ты это знаешь, - Сам стиснул руку младшего брата. - Ты - не абсолютное зло, Сок, если именно это тебя тревожит. И никто из нас не является носителем абсолютного зла.
Но Сока все же обуревали сомнения: он уже навидался всяких ужасов. Его преследовало воспоминание о монахе из Ангкор Тома: ярость, с которой избивали того монаха, клокотала, рычала и в нем, словно сторожевой пес, готовый выполнить любую команду хозяина. Тогда, добив монаха, солдаты соорудили крест и пригвоздили к нему истерзанное тело. 'Это знак того, - объявил Рос, - что здесь теперь суверенная территория Чет Кмау. - И, воздев к небу винтовку, провозгласил: - А это - наш символ'.
Нет, думал Сок, оружие не может быть эмблемой новой Кампучии. Но сколько б ни старался, он не мог отогнать от себя эти воспоминания. На месте монаха вполне мог быть Преа Моа Пандитто: его спасла только милость Амиды Будды. Но она не спасла того монаха, жившего в мире и учившего миру сынов Кампучии, растерзавших его. Так какого же зверя спустила Кампучия с цепи?
Но словами он эти свои мысли выразить не мог, он не мог признаться в них даже собственному брату. А сомневался он все же потому, что насилие, террор были в прямом противоречии с тем, что он впитал в себя с молоком матери - с буддизмом. Он в течение восьми лет проникался учением, даже не думал, какое место занимает оно в окружавшем его мире.