убедилась, что охранник действительно ушел. Закрыла дверь и, скрестив руки, остановилась в полуметре от Ани.
– Мужчины иногда бывают болтливыми, – сказала Маша. – Знаешь когда?
Маша недвусмысленно шевельнулась: едва качнула бедрами, но движение ее было удивительно непристойным. Аня представила себе, как такое движение действует на мужчин, и замерла.
– Мои подружки видели тебя в ресторане. Со Стасом. Говорят, вы долго болтали. Но вряд ли Стас сказал тебе, что случилось с Семкой. Знаешь, девушке, с которой сидят в ресторане, говорят гораздо меньше, чем девушке, которую окунали головой в унитаз.
Маша положила ей руки на плечи. У нее были узкие пальцы с удивительно длинными ногтями, покрашенными блестящим белым лаком. Даже вблизи в ее лице не было ни одного изъяна, и как Аня ни вглядывалась, она не могла различить даже тени косметики, которой Маша, несомненно, пользовалась.
– Я знаю, кто убил Семку, – тихо сказала Маша.
– Кто? – голос Ани помимо ее желания был такой же тихий и хриплый.
– Я могу это доказать. У меня есть кассета. Когда они пришли к нему с этой кассетой, я сидела наверху и слышала весь разговор. А потом он напился. Я танцевала вокруг этого шеста, а он целился в меня из пистолета. Он кричал, что сначала застрелит меня, а потом себя, но Ромео из него был, по правде сказать, херовый. Не лучше, чем из меня Джульетта. Он выстрелил пару раз и не попал. А потом он нанюхался, ты знаешь, Анечка, что он любил кокс? А потом он наконец вырубился. И тогда я пошла вниз и переписала кассету. И я могу ее тебе одолжить. Для просмотра и пользования. Два миллиона долларов.
– Ставки поднимаются. Предыдущий кандидат просил у меня сорок тысяч. Ты в курсе?
– Предыдущий продавал воздух. А я – кассету.
– Я тебе не верю.
– А чем ты рискуешь? Если товар будет некачественный, пожалуйся Стасу, и он свернет мне шею.
– Пятьдесят тысяч. У меня нет двух миллионов. Даже близко.
Маша тихо-тихо засмеялась.
– Я пойду. Я скажу охраннику, что ты меня выгнала, не возражаешь? Позвони мне, когда найдешь два миллиона. Я приеду, за вещами…
Шагнула к кровати, подхватила несколько тряпок и стремительно побежала к двери. Проходя мимо Ани, она повернулась, и, почти касаясь губами жестких белых волос, произнесла:
– И на твоем месте я бы была очень, очень осторожна со Стасом. Твой милый папочка хотел его убить, если ты не в курсе.
Аня выскочила за ней вслед, схватив наполовину заполненный чемодан, и что есть силы шваркнула чемодан вниз.
– Убирайся, – завизжала Аня, как кошка, которой наступили на хвост. – Чтобы духу твоего здесь не было! Тварь! Тварь!
Охранник внизу быстро и молча помогал Маше заталкивать вещи в раскрытый чемодан.
Аня захлопнула дверь, упала на кровать и горько-горько зарыдала.
Когда Аня кончила плакать, на часах было уже двадцать минут восьмого.
Она перевернулась на кровати и поглядела вверх. Спальня была с зеркальным потолком и зеркальными стенами. Из телевизора, настроенного на музыкальный канал, лилась задорная музыка, и на экране сменяли друг друга полуголые девочки и шикарные машины.
Белые волосы у нее на голове были как спутанные ростки пшеницы, пророщенные в темном подвале. Угольные корешки волос. Опухшее лицо. Коротенькие ножки в черных брюках и бесформенный свитер.
Аня лежала на куче дорогого тряпья из бутиков. Прозрачные лифчики, колготки в сеточку, ярко-красное платье с кружевами…
Она будет выглядеть в этих кружевах, как корова на льду. Аня закрыла глаза и представила себе снова Машу, стоящую у шеста.
Господи, да если бы она выглядела, как Маша, Стас бы вчера… Он никогда бы не ночевал в соседней комнате…
Певица на экране телевизора была в блестящих серебряных шортах и кофточке до пупа. Ее отец одобрил бы такой наряд.
Аня скинула бесформенные свитер и брюки и, поколебавшись, надела на себя то самое платье, на котором лежала, – ярко-красное, с пышными кружевами на юбке и единственной прозрачной перепялинкой на плече. С кроссовками платье выглядело очень глупо. Аня скинула хлопковые носки и кроссовки и отыскала в шкафу пару туфель на высоких каблуках.
Маша была сантиметров на десять выше ее, и ступня у нее была на два размера больше. Но туфли хотя бы не спадали.
Аня еще порылась в шкафу и отыскала там же пачку нераспечатанных чулок. Чулки оказались черные в сеточку. Вместе с красным кружевным платьем они гляделись странно.
Аня порылась и отыскала другое платье. Черное. У платья была совершенно открытая спина, и спереди на нем не было ничего, кроме двух узких полос ткани, которые прикрывали грудь вместо лифа. Юбка у платья была довольно длинная. Аня даже не заметила этого, но бессознательно она оделась почти так, как Маша.
В конце концов, она имела право это сделать. Все эти вещи были куплены на деньги ее отца.
Аня не стала брать побрякушки, которые она нашла в комнате Маши. Но в сейфе отца, в отдельном
