Иванцова.
Миклошин задумался.
– Значит, вам неизвестно, – спросил следователь, – что Нестеренко добился получения первой ссуды, угрожая Иванцову расправой?
– Нет.
– Вам известно, откуда у Нестеренко огнестрельное оружие?
– Нет.
– Он вам его когда-нибудь показывал?
– Нет.
– Вас не наводит на определенные размышления тот факт, что у Нестеренко оказалась очень редкая, заграничная модель пистолета, которая на черном рынке стоит на порядок выше, чем какой-нибудь «ТТ»?
– Я не разбираюсь в пистолетах и никогда оружия у Валерия не видел.
– У нас есть показания грузчика магазина номер 128, а также водителя автофургона 10-37 ММС о том, что на их глазах Нестеренко с тремя подручными избил вышедших из вашего офиса людей. Что вы знаете об этом?
– Ничего. Мало ли с кем Валерий мог подраться.
– Вам известно, что Нестеренко требовал дань с лоточников и торговцев? Неоднократно являлся героем рыночных скандалов и потасовок?
– Нет.
– Вас не смущало количество людей и лоточников, оказавшихся под его покровительством? Вас не смущало, что некто Вилде через два месяца деятельности кооператива предложил Нестеренко стать совладельцем его кафе?
– Я знаю, что Валерий защищал этих людей от рэкета.
– Ах, защищал? – иронически протянул следователь.
– А он не говорил вам, во сколько им обходится эта защита, в твердой валюте?
– Нет.
– А сколько он требовал у вас? – Ничего. – Подумайте лучше, гражданин Шакуров.
– Ничего!
– Может, он с вами еще и делился, как с соучастником?
– Что?!
– Вас не смущает, гражданин Шакуров, тот факт, что истинные главари рэкета обычно остаются в тени, заведуя операциями из прекрасного далека? А Нестеренко был слишком активен. Лично в морду, лично туда-сюда… Следствие будет искать человека, который стоял за спиной Нестеренко. Человека, так сказать, белой сборки… Того, например, кто его привел к Иван-цову.
Шакуров даже привскочил: – Вы… вы…
– Сядьте, гражданин Шакуров.
Шакуров бессильно опустился на стул.
– Мы не дадим всяким рэкетирам шастать по нашей земле. Мы посадим Нестеренко! Показательный процесс устроим! И добудем сведения не у одного Иванцова, а у всех, кто платил твоему дружку. Не будешь на этом процессе свидетелем – пойдешь как подсудимый. Понятно?
Шакуров заплакал.
– Ты мне тут болото не разводи, – заорал Миклошин, – раньше надо было думать, бизнесмен херов! Кто из вас главнее – ты или Нестеренко? Почему Нестеренко ходит так, а ты – с телохранителем?
– С каким телохранителем?
– С Максимом Сысоевым! Что он делает в твоей квартире третьи сутки?..
– Ничего! Он с женой поссорился!
– И этот с женой? Что это у вас, кооператоров, мода завелась, с женами ссориться? Небось пока была советская власть, так мирно жили, а как деньги завелись, так на стороне стали трахаться?
Шакуров сидел, закрыв лицо руками. «Боже, во что я влип», – вертелось в его голове.
Миклошин шваркнул на стол лист бумаги: – Пиши, настоящим признаюсь, что Нестеренко вымогал у меня деньги в размере…
– Это не он вымогал!
Вытянутое лицо Миклошина вплотную приблизилось к Шакурову. – Не он? А кто же?
Шакуров молчал. – Вы хотите сказать, Александр Ефимович, что деньги вымогал не сам Нестеренко, а один из его рабочих? Сысоев? Даржиев?
«Сысоев – это кто? – мелькнуло в мозгу Шакурова. – Ах, это Максимка…»
Голос Миклошина внезапно стал мягким, почти бархатным.
