всякое такое же. Я тогда очень пожалела, что у меня в холодильнике сала не было. По такой погоде первая еда была бы. Хотя она не постная, грех вроде в пост такую есть, а сейчас вроде ж пост. Но все равно сразу легче стало. Даже от такой еды. В-третьих, бутыль пятилитровая с водой, которою сосед себе, на беду, стекло выбил, рядом оказалась. И я смогла ее в окошко втянуть, хотя два ногтя сломала, пока ее вцарапывала. И поставила так, чтоб ее обогревало, когда печка включена.
Потом пили два дня теплую водичку, вкусно было очень. А людей в других машинах я видела, но через три дня уже все они были мертвые. Кто пытался распихать другие машины и вырваться, кто кричал, звал на помощь. Мне повезло — я только заправилась и не успела пожечь. Начнись все это парой дней раньше, оказалась бы без бензина. А так я все-таки печкой салон грела. Ненадолго, но помогало. В туалет ходить было очень сложно. Но приспособились: сзади, за водительским креслом, в пакетик — и в окошко. Запах, конечно, был, но что ж поделать… И кофе, конечно, зря пили… Не стоит его на морозе пить…
Последние сутки дрожали как цуцики, поняли, что все — конец. И стало все равно. А утром вдруг шум, ракеты, огни! Мне уже глаза не разлепить, кое-как смотрю — матросы бегут. И один на меня посмотрел — глазами в глаза. Не знаю, что его толкнуло? И к нам! И все, не помню больше ничего. Очнулась — руки-ноги в простынях замотаны, лежу в обнимку с парнем голая, и на нем одни трусики. Сверху тяжелое что-то, сзади тоже кто-то горячий навалился. Спрашиваю: «Митя, где Митя?» — «Все в полном порядке, спит твой Митя, чаю чайник выдул и дрыхнет». — Знаете, так хорошо стало, ну не сказать, как хорошо. Как на свадьбе! Зря смеетесь, мужчины этого не поймут никогда, они на свадьбах кислые сидят, не их это праздник! А мне тот, который сзади привалился: «Да что ты, Рита, плачешь, все ж хорошо!» — А я ему: «Потому и плачу! От радости!» — «Черт вас, женщин, разберет», — говорит. А как ему объяснишь? Я даже не подумала, что и пахнет от меня жутко, и зубы не чистила несколько дней, и некрасивая, небось помятая вся и… ну что говорить… Второй раз родились…
Помолчали. Что я ей должен сказать? Пока, думаю, она берет инициативу в свои руки.
— Знаете, мужчинам трудно скрыть свое хотение. — Лукаво улыбается. — А у ребят было даже не желание, а уж точно — Хотение. Немалых размеров и весьма твердое. И у меня последние полгода ни одного мужчины не было. Вот положа руку на сердце, если бы вам спасли жизнь три красивые спортивные девчонки, текущие от желания с вами поласкаться, вы бы устояли?
— Боюсь, что не устоял бы…
— А я и вовсе слабая женщина.
— Слабые женщины не выживают в таких условиях.
— Если бы я была одна, тоже не выжила бы. Но я была с Митей. И мне никак нельзя было помереть. Никак нельзя.
— Не боитесь, что могли чего-нибудь от курсантеров подцепить? Или зачать от них же?
— Нет, не боюсь. Я теперь еще долго ничего бояться не буду. А мальчики… Вы знаете, я ведь у них первая была. Так что вряд ли они больны. Ну а зачать… От таких почему бы не зачать? — Опять лукаво улыбается. — Зря поторопилась силикон ставить, наверное, — кормить мешать будет.
— Извлечь его невелика проблема. А к курсантерам меня вызывать не будут? У вас все в порядке?
— Думаю, что в порядке. Я два года как донор. Там серьезно проверяли. И, кроме того, обследовалась… так что тут вы можете не беспокоиться.
— Ну и славно. Кажется, так должен говорить хрестоматийный добрый доктор в конце нравоучительной беседы?
— В конце беседы я бы хотела сказать вам большущее спасибо. И за себя, и за Митю.
— Пожалуйста.
— И я постараюсь при первой же возможности отблагодарить вас.
— Как курсантиков?
— Думаю, что иначе. — Опять улыбается. — Ведь у вас-то хотения особого не видно. Да и устраивать такие безобразия ежедневно… Но я надеюсь, что смогу оказаться полезной в чем другом. Не последний же день живем.
— Да уж, давайте постараемся. Митю смотреть не буду. На первый взгляд у него все в порядке. Но если что будет беспокоить, я в Петропавловке.
— Спасибо. Я надеюсь, увидимся!
— Всего хорошего! Конечно, увидимся. Питер и раньше был большой деревней, а уж сейчас-то…
Званцев стоит неподалеку. В глазах вопрос.
— Все в порядке, если она не привирает. Она донор, их действительно проверяют.
— Могла и соврать.
— Могла. А зачем? Чтоб ее потом в мешок да в воду? Сомневаюсь.
— Если только так.
— Я вас отлично понимаю. Но если интересует мое мнение, то, что произошло, далеко не самое худшее, что может быть. Ситуация и впрямь эксквизитная, но ничего ужасного не вижу. Ваши три мушкетера…
— Это вы о ком?
— О приятелях вашего сына.
— Ненавижу этих книжных героев. И ребята, к счастью, на этих дурацких мушкетеров не похожи совершенно.
— Ладно, пес с ними, с мушкетерами. Как ваши ребята отнеслись к происшедшему?
— Гордятся. Не знают, как эту проходимку еще ублажить. Все ее шмотки постирали.
— Тогда тем более хорошо, что они относятся к первой группе мужчин. Это радует.
— Что за классификация?
— Моя собственная. По отношению мужчин к женщинам после полового акта.
— Уточните?
— Пожалуйста! Первая группа мужчин после акта испытывает благодарность к женщине за полученное удовольствие. Вторая испытывает ненависть и презрение к этой шлюхе, которая добровольно дала, потому как общеизвестно, что порядочные женщины испытывают к этому мерзкому занятию отвращение и поиметь порядочную женщину можно только усыпив, оглушив, связав их, ну или с мертвого тела наконец, как говорил один киношный герой. А третья группа ничего не испытывает к женщинам, потому как эта третья группа — гомосеки.
— Разве что по вашей классификации…
— А что вас так бесит в трех мушкетерах?
— Бэгэродство! Уж такие люди чести… Они дворяне, вроде как офицеры привилегированной роты самого короля. Считают себя оскорбленными, если кто чихнул или зевнул в радиусе ста метров от их персон. Дуэли, дуэли… Но при этом делают все, чтоб их патрону наставили рога, да не кто иной, как английский герцог, враг Франции номер один… И какая у этих ублюдков честь? Да их повесить мало, вместе с их командиром… А люди ими уже считай сто лет восхищаются…
— Надо же… А я как-то и не задумывался… Действительно.
— И никто не задумывается. Раз в книге пишут, то и герой. Ладно, пошли, вам еще к выезду готовиться…
Выезд намечается непростой, и потому сумку надо собрать с запасом. Самое простое — набрать перевязочных материалов вдвое больше. Так вроде перед боем делали медики в Великую Отечественную. У нас не должно быть перестрелки — не с кем, но запас карман не тянет.
Завтракаем на скорую руку — и пора на утренний сбор.
Пока идем, Николаич подает идею взять с собой и медсестричку с пистолетом.
Удивляюсь такому предложению, тем более что семья Овчинникова — четыре человека. Особой битвы не ожидается, если будут еще спасенные — все же не лазарет. А так получается цельная врачебно- сестринская бригада.
— Слышали такое выражение «бутылочное горло»?
— Ну да. В смысле узкое место, где затор получается?
— Получается, так. В медицине ведь такое тоже есть?
— Полно! Вон в «Норд-Осте» вроде все ресурсы столицы были подготовлены. А на важнейшем участке первичной сортировки ни одного медика не оказалось — и этим занимались спецназовцы. А у них другая
