— Нет. Если по-русски не понимаешь — переведу. Но. Найн. Сааа[79]. Юр андерстенд?[80]
— Ну да, вакаремас[81]…
— Вот и сумимасэн[82], раз так. А санинструкторов… Якши, Андрей в этом толк знает — поучит.
Оттаскиваем силами санинструкторов обоих упокоенных подальше от палаток. Один — явно из охраны лагеря, толстомордый, крепкий, с развороченным крупнокалиберной пулей плечом, другой — исхудавший мужичишко в грязном тряпье. Охранник и заключенный, а теперь они оба против нас…
Андрей без большого воодушевления, но берется за обучение, поглядев при этом куда как выразительно мне в глаза. Понимаю, что тут возни действительно много — мальчишки строят из себя опытных стрелков, и потому по уму-то сначала надо выбивать из них дурь, всю эту киношную чушь, а потом учить как надо… Но времени у нас нет.
Минуты не проходит, как спокойнейший Андрей закатывает одному из обучаемых такую затрещину, что я даже не могу сказать — то ли первым делом я вижу вылетевшую из строя и вертящуюся на снегу, как юла, каску, то ли слышу звук от рукоприкладства.
— Никогда! Никогда, чертовы дурни, не направляйте боевое оружие на других людей! Это понятно? Понятно, я вас спрашиваю?
Обучаемые испуганно бурчат что-то в ответ.
— Не слышу! Громче! — орет совершенно неожиданно тишайший обычно Андрюха.
— Йес, сэр! — лают в ответ мальчишки, от испуга вспомнив самое подходящее к случаю из их опыта.
М-да… Это ж куда мы докатились?
Водолазы ухитряются разломать что-то деревянное. Наверное, как это положено по закону сволочизма — самое нужное, и через пару дней нам начнут пенять, что мы спалили что-то на вес золота, ну, да и черт с ним. Главное — печки затопили.
Народ подтягивается к кухням, и не успел я глазом моргнуть — вместе с тяжелыми больными в барачную палатку набилось публики под завязку. В дохлом желтом свете единственной керосиновой «летучей мыши» зрелище угнетающее. Еле-еле удается выполнить основное правило при таком расположении на ночь — не лежать на снегу и мерзлой земле. Вроде бы сейчас есть всякие хитрые спальные мешки и прочее в том же духе — но у нас только палатка, доски и грязные старые матрасы двадцатого срока службы.
Вот их и стелим, распихивая, разгоняя и ругаясь с беженцами, старающимися уснуть где попало. Мама дорогая, за такую организацию мне бы на госэкзаменах влепили пару… Хотя… Может быть, и не влепили — тут уж смотря кто бы сидел экзаменатором. Если тот, кто работал в очагах бедствия — наверное бы обошлось… Тьфу, какая чушь в башку лезет… Надо бы обругать наших водолазов, что они позволили набиться в палатку куче народа, кроме точно больных, но… Но спасенные настолько жалко выглядят, что — ладно. Больным теплее будет.
Когда возвращается Вовка с БТР, толпа еще прибывает. Даже и не знаю — хорошо, что они такие вымотанные, или нет. С одной стороны — пока нет никаких недовольных, заводящих смуты и раздрай, требующих для себя любимых всякого всего — для этого им надо еще прийти в себя, с другой — до утра точно будут умершие — и значит, восставшие. Мы не справимся с контролем, и предотвратить укусы не выйдет.
Что хорошо — основная масса народу тихая, безразличная и аморфная. Но с десяток помощников у нас образовался. Потому дрова сгрузили быстро, пилу вроде так и не нашли, но слышу, что стучат топором.
Толпа пациентов в медпункте и около него не убывает. А вот наши медикаменты наоборот — скоро сумки пустые будут.
Тощенькая девчонка-подросток просит меня подойти к кухням — толстяк повар зовет. Отправляясь, беру с собой Сашу. В который уже раз за пару последних часов проверяю — тут ли мой автомат. На сегодня я уже перевыполнил план по приключениям в стиле «доктор-идиот».
Теперь надо быть умным.
Никак иначе.
Примечания
1
Предсовбеза — председатель Совета безопасности России.
2
«Шишига» — автомобиль ГАЗ-66.
3
«Армейская колотушка» — немецкая пушка получила прозвище из-за полной беспомощности перед танками Т-34 и КВ.
4
ДШК — советский крупнокалиберный станковый пулемет.
5
«Сорокапятка» — советская 45-миллиметровая противотанковая пушка образца 1937 года.
6
«Полковушка» — советская 76-миллиметровая полковая пушка образца 1943 года.
