И о том, что «Петра-АВИА» хочет загрести заправку, и о претензиях харьковских авиаремонтников, и о том, что Васючиц поругался с Ивкиным… О чем же таком этот Воронков догадался, что его стоило за это мочить с великой поспешностью, не разбирая, кто подвернется рядом?
– А может, это действительно Глузу мочили? – неуверенно спросил Муха.
Сазан не отвечал. Он потянулся к телефону на столе, потом передумал, вытащил из кармашка мобильник и набрал номер:
– Саш, ты еще не спишь?
– Нет, – послышался голос Шакурова из трубки, – я не сплю. Я дыры в своем балансе считаю. От благотворительных кредитов.
Судя по музыке и едва слышному звону тарелок, Шакуров считал дыры в балансе на ресторанной салфетке.
– Слышь, Саш, ты можешь мне откуда-нибудь достать частный самолет? Шакуров удивился.
– А зачем тебе?
– С девочками хочу слетать к Черному морю.
– А куда именно?
– Не куда, а через что, – поправил Сазан, – через аэропорт Еремеевка.
Сазан спрятал телефон в кармашек. Муха все так же сидел в кресле, выжидательно уставясь на босса.
– Возьми завтра человечка поприличней, – сказал Сазан, – лучше всего с девочкой, и пусть они оба съездят в «Авиастроитель» и порасспрашивают, не сдаст ли кто женатой паре дачку. Хоть поймут, чего там Воронков увидеть мог.
Муха кивнул.
– Чует мое сердце, – сказал Сазан, – что ничего наш Воронков сообразить в уме не мог, по причине полного отсутствия соображалки. Потому что коэффициент интеллекта у покойника был, прости меня, Господи, не выше, чем у вырезки в магазине. А стало быть, это было не озарение – а элементарная случайная встреча. Увидал наш Воронков кого-то. И увидел, скорее всего, на даче Васючица. И встреча эта так сильно его впечатлила, что он бросился разыскивать – заметим, не Ивкина и не ментовку даже, а меня.
– И что же он мог увидеть?
– Настоящих хозяев «Петра-АВИА», – сказал Сазан.
А на следующее утро, пожаловав в Рыкове, Сазан услышал, что его разыскивает прокурор города.
Приглашение прокурора было крайне вежливым:
«Если господин Нестеренко сочтет возможным, будем рады его видеть в три часа дня», – просто, можно сказать, приглашение не на допрос, а на чашку чая. Эта-то вежливость Сазану и не понравилась.
Около половины четвертого серебристый «мере», видимо, починенный за ночь, высадил Нестеренко Валерия Игоревича, заместителя директора «Рыко-во-АВИА» у двухэтажного особнячка, выделенного под районную прокуратуру.
Особнячок был деревянный, краска на его фасаде давно облупилась, и покосившиеся окошки с немым любопытством смотрели на иномарку. Вдоль асфальтовой дорожки стояли крашенные в синий цвет автомобильные шины. В шинах должна была расти всякая декоративная растительность, но растительность зачахла, и шины выглядели как деревянный ящик вместо мебели в квартире алкаша.
Сазан поднялся на второй этаж и вошел в дверь с облупленной табличкой: «С.К.Витятин».
Районный прокурор Витятин приветливо встал навстречу гостю.
– Извините за беспокойство, – сказал он, – но у нас появились некоторые вопросы.
Сазан молча сел в кресло для посетителей, закинул ногу на ногу и устроился поудобней. «Зря псу штуку отдали, – промелькнуло в уме, – пятисот бы хватило». Не то что Сазану было жалко тысячу баксов – просто не хотелось метать баксы перед свиньями.
– Какие у вас были отношения с Глузой, Валерий Игоревич? – спросил прокурор.
– Нормальные.
– За два дня до убийства вы, кажется, с ним поссорились?
– Поссорился? – спросил Сазан. – Я бы не сказал. Просто работникам аэропорта надо было платить зарплату, а Алексей Юрьевич мне сказал, что денег нет. Мои ребята сунули его головой в унитаз, и после того, как его вынули из унитаза, деньги нашлись.
– То есть речь шла именно о деньгах для рабочих? – уточнил прокурор.
– Да.
– А некоторые из свидетелей показывают, что речь шла о деньгах для вас: что вы вымогали у него деньги аэропорта. А он отказывался.
– Я что, больной, – спросил Сазан, – такие штуки делать при свидетелях?
– Но через три часа после вашей ссоры счета «Авиетты» были переведены в подконтрольный вам Межинвестбанк?
– Они были забраны из банка, который отказывался давать авиапредприятию ссуду. А куда их перевел Ивкин, я не в курсе.