духом. Она с радостью окунулась в студенческую атмосферу и не смотрела на парней как на потенциальных любовников. Но уже через неделю поняла, что ее вновь тянет испытать остроту случайного и ни к чему не обязывающего секса. Как-то к ней подошел Дин и протянул флаер.
— Слушай, Ника, — сказал он, — тут меня пригласили. Но, во-первых, я не могу в этот день, во- вторых, не люблю панк-рок. А тебе в самый раз. Так что?
Вероника взяла листок и прочитала:
— «23 сентября — фестиваль «РЕЛАКСИРУЙ, НЕ РЕФЛЕКСИРУЙ!», клуб «Релакс» (Москва). Выступают группы: «BER-LINN», «Тени Свободы», «Хо`key», «Флип», «Summer Days». Начало в 16.00».
— Вот именно, — заметил Дин и улыбнулся. — Релаксируй, Ника! А то ты что-то последнее время слишком озабоченная стала.
— Супер! Будут «Беры»! Одна из моих любимых команд! Обязательно пойду. Спасибо, Динарчик! Ты просто прелесть!
И она поцеловала его в щеку.
— Не за что, — засмущался он. — Почему б не сделать подруге приятное!
Вероника глянула на него внимательно. И в первый раз оценила спортивную фигуру, густые русые волосы, подстриженные в довольно длинное каре, раскосые зеленые глаза и крупный рот. Дин смотрел на нее с удивлением и вдруг начал краснеть. И Вероника тут же отогнала мысли вполне определенной направленности и попыталась смотреть на него, как раньше, то есть как на хорошего друга и своего в доску пацана.
— В общем, я пошел! Удачки тебе, Никусь! — быстро сказал Дин и направился по коридору к аудитории.
— Пока! — пробормотала она вслед. Потом пропела себе под нос строчки из песни группы «BER-LINN»: «Раскрашены стены домов граффити. Со всех ног я бегу от ментов. Ты не стой на моем пути. Залетаю в вагон метро… Пассажиры не при делах…»
И начала улыбаться.
Вероника опоздала на начало, и, когда вошла в зал, концерт уже шел полным ходом. Она хотела пробиться ближе к сцене, но это ей не удалось, так как зал был полон. Она остановилась, отошла ближе к левой стене и начала подпевать:
Боковым зрением она заметила, что возле нее остановился какой-то парень, но головы не повернула. Но услышала, что он тоже подпевает в унисон с ней. Когда группа закончила песню, Вероника искоса глянула на своего соседа. Он, оказывается, тоже в этот момент посмотрел на нее. Его открытая белозубая улыбка сразу понравилась Веронике, и она, уже не скрываясь, посмотрела ему в глаза. Они были большими, серо-синими, красивой формы. Густые темные ресницы оттеняли их глубину, брови тоже были темными и изогнутыми. Правда, их почти скрывала длинная русая челка. Она была на тон светлее бровей и ресниц, и это выглядело необычно и стильно. Вероника в первый момент решила, что она искусственно высветлена, как и волосы, потому что они тоже казались светлыми. Но потом поняла, что это натуральный тон. Волосы падали почти до плеч. Она скользнула взглядом по безупречно правильным чертам лица, по гладкой чистой коже и вновь заворожено уставилась на яркие красивые губы парня. Под нижней губой поблескивал шарик пирсинга. Парень смущенно улыбнулся. Потом сказал:
— Обожаю эту группу. Жаль, что они из Питера и не так часто к нам приезжают, как хотелось бы.
— Да, — кивнула Вероника и начала лихорадочно соображать, когда сегодня родители вернутся с работы.
Она хотела сейчас лишь одного — поехать домой и заняться сексом с этим красивым обаятельным парнем. Вероника даже почувствовала прилив привычной нежности, за которым, как правило, приходила ее странная однодневная влюбленность.
— Как тебя зовут? — спросила она, пододвигаясь к нему.
— Ваня, — ответил он. — А тебя?
— Ника, — сказала она.
Когда они вышли из клуба, было почти девять. Вероника изнывала от вполне определенного желания, но не представляла, что тут можно предпринять. Родители были уже явно дома.
— Давай, я провожу тебя, — предложил Ваня. — Ты где живешь?
— На Автозаводской, — ответила она.
— Так тут и пешком можно пройтись, — явно обрадовался он. — Если ты, конечно, не торопишься.
— Можно, но далековато, — кивнула она и спросила: — А ты где живешь? И с кем?
«Может, он один в квартире, и тогда поедем к нему», — подумала она, искоса изучая точеный профиль Вани, его длинные ресницы и развевающиеся пушистые волосы. Он был в белой толстовке с капюшоном, под ней виднелась белая в синюю тонкую полоску тенниска. Ника задержала взгляд на металлической головке лабреты под его нижней губой. Она матово поблескивала в свете фонарей. Вероника ощутила, как пересыхают губы от желания. Ей безумно захотелось попробовать на вкус этот металлический шарик, полизать его языком. Но улыбка Вани была безмятежной, и она отчего-то устыдилась этого желания. Он повернул к ней голову и сказал:
— Ты так пристально рассматриваешь меня, что я даже немного смущаюсь.
— Просто смотрю на лабрету, — ответила Вероника.
Ваня засмеялся и показал ей кончик языка. Там тоже блестел металлический шарик.
— Офигеть! — заметила она и почувствовала новый прилив желания.
Но тут же постаралась взять себя в руки. Что-то в этом парне заставляло ее быть сдержанной.
— У меня раньше в ушах тоннели были, — сказал Ваня. — Ну, знаешь, наверно, такие черные кольца.
— Видела, такие растяжки круглые, — кивнула она. — А сейчас?
— Тока сережка, — засмеялся он.
— Дай глянуть?
Ваня остановился и откинул волосы. В мочке левого уха действительно темнел довольно крупный шарик. Вероника не удержалась и потрогала его. Но Ваня покраснел и отодвинулся. Она окончательно растерялась. Обычно парни сами на нее набрасывались, особенно последнее время. Они словно чувствовали, что она переполнена энергетикой секса. Если выражаться уличным, грубым, но точным языком — натрахана. Вероника внимательно посмотрела на него. Желтоватый свет фонаря падал на волосы, и они золотистым ореолом обрамляли его безупречно красивое лицо. Тени от ресниц темными длинными черточками ложились на щеки, глаза выглядели глубокими и синими и смотрели напряженно. Губы казались нарисованными кистью гениального художника, настолько они были яркими, в меру пухлыми, правильно очерченными и необычайно красивой формы. Шарик лабреты отчего-то увиделся Веронике крохотной мерцающей планетой в углублении под нижней губой, и ей вновь неудержимо захотелось приблизиться и коснуться ее языком. Видимо, это отразилось на ее лице, потому что Ваня улыбнулся явно растерянно, потом отвернулся и пошел по улице. Вероника, судорожно вздохнув, пошла рядом.
— Ты не ответил, где живешь и с кем, — заметила она после длительной паузы, во время которой они молча шли по опавшим кленовым листьям, казавшимся в свете фонарей тусклыми разноцветными звездами, распластанными на влажном асфальте.
— На Домодедовской, — сказал Ваня. — Живу с семьей, мама, два брата и сестра.
— А папа? — бестактно поинтересовалась Вероника.
— Он погиб, когда мне было двенадцать лет, — спокойно ответил он.
— Ужас какой! — пробормотала она. — Извини, я не знала.
