русский гражданин идет!.. Расступись, буржуа?зия!.. — Слово «буржуазия» Петр Егорович произнес с ударением на «а», как произносил это слово Ленин, и всегда произносил его так сознательно, считая, что только так его нужно выговаривать. — Я предлагаю выпить за нашего российского советского человека, который в любой одежке знает себе цену!..
— Браво, дедушка, браво! — воскликнула Светлана и, чуть не сбив с ног Стешу, которая вошла в столовую с тортом, молнией метнулась из-за стола в соседнюю комнату.
Не успели гости пригубить рюмки, как она вбежала в столовую с раскрытым томиком Гоголя.
— Дедушка, для тебя специально! — Светлана сдула упавшую на глаза прядь волос и, встав в торжественную позу, начала читать наизусть, время от времени заглядывая в книгу.
— «…Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, Да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем, с одним топором да долотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы, и сидит черт знает на чем; а привстал, да замахнулся, да затянул песню — кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход и вон она понеслась, понеслась, понеслась!.. Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься?»
Светлана перевела дух, обвела взглядом притихший стол и, видя перед собой взволнованные и напряженные лица, закончила чтение:
— «…Русь, куда же несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик: гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и косясь постараниваются и дают ей дорогу другие народы и государства!»
Аплодисменты оборвали тишину. Светлана низко, до пояса, поклонилась в сторону стола и, не спуская глаз с деда, спросила:
— Ну как, дедушка?
— Молодец Гоголь!.. Как в душу мою глянул. Заложи мне эту страницу, я ее как следует почитаю сам.
…После тоста-«посошка» все встали из-за стола. Заметно захмелевший генерал, который добросовестно не пропускал ни одного тоста, доказывал Капитолине Алексеевне, что он совсем не виноват в том, что она не стала знаменитой актрисой:
— Капелька, милая, при чем тут я, если мудрые старики раньше нас подметили закон жизни: «Куда иголка, туда и нитка»?
Капитолина Алексеевна, округлив глаза, отшатнулась на спинку стула, как от удара в лицо.
— Это я-то нитка?! Я — нитка?! — Распаляясь, она говорила что-то еще, но голос ее тонул в мощных аккордах туша, который исполняла на пианино Светлана.
В первом часу ночи Каретниковы и гости на двух заводских «Волгах» выехали на Шереметьевский аэропорт. А ровно в час сорок, когда в молоденьких березовых рощах, окаймлявших со стороны Москвы аэровокзал, уже оттренькали свои последние песни певуньи птахи, с бетонной дорожки международного аэропорта, взяв стремительный разбег, взмыл в небо огромный лайнер Ил-18, уносивший Каретниковых в далекую, неведомую им Индию.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Владимиру не верилось: всего лишь месяц назад он получил диплом об окончании института, а сегодня два часа назад сам режиссер-постановщик Сергей Стратонович Кораблинов, за полгода перебравший на пробах для главной роли более двадцати человек, подошел к нему в просмотровом зале, положил на плечо свою тяжелую руку (это была его привычка, когда он разговаривал с младшим по возрасту другом) и сказал:
— В рубашке ты родился, Володя.
Путинцев смутился, ожидая, что дальше скажет Кораблинов. И Кораблинов сказал то, от чего у Владимира расширились глаза и пересохло во рту:
— Печорина будешь играть ты. Только смотри: вытянешь роль — считай, что прыгнул выше Брумеля. А завалишь — казню!
— Сергей Стратонович!.. — только и смог вымолвить Владимир.
— А сейчас, пока я десять дней буду в Италии, с недельку отдохни, посиди в Ленинской библиотеке да почитай хронику из жизни кавказских офицеров лермонтовских времен. Изредка позванивай Серафиме Ивановне. Если она будет умирать со скуки, навести ее, жена тебя любит.
Домой, в общежитие, Владимир возвращался как пьяный. Силища в теле чувствовалась такая, что скажи ему: выдерни из земли телеграфный столб — и он вгорячах выдернет.
Дядю Сеню, дежурного вахтера в общежитии, он обнял так, что тот, вытаращив глаза, даже икнул от натуги.
— Ты что, белены объелся?! Этак ты из меня дух выпустишь, окаянный! — запричитал старый вахтер, когда Владимир освободил его из своих медвежьих объятий.
— Дядя Сеня!.. Дядя Сеня!.. Что бы ты сделал, если сегодня по лотерейному билету выиграл «Волгу»?
— А я бы взял деньгами или за две цены продал кавказцам и от вас, чертей немазаных, скрылся бы в тот же день. Надоели вы мне, как горькая редька!.. — Вахтер ругался, делал вид, что сердится.
— А если бы на пять лотерейных билетов ты выиграл сразу пять «Волг», тогда бы что сделал?
— Трепач ты, Володька. Истинный трепач… Ступай проспись, а потом приходи разговаривать.
— Слушаюсь, дядя Сеня! Пойду просплюсь. Если через два часа не проснусь сам, разбуди меня, пожалуйста.
— С этого бы и начинал, шайтан турецкий, — бросил вдогонку дядя Сеня.
Владимир вошел в свою комнату и, не раздеваясь, сняв только ботинки, пластом рухнул вниз лицом на железную кровать.
На столе мерно отсчитывал секунды будильник. Через открытое настежь окно в комнату вплескивались разномастные звуки рабочего района столицы.
«…Случай. Все в жизни решает случай, — думал Владимир. — Если бы рядом была мама. Как бы она была счастлива!»
Часто в жизни бывает так, что судьбу человека определяет случай. Не пролети над деревней Василёво аэроплан, не сделай он плавного круга над огородом, на котором вместе с отцом и матерью копал картошку сероглазый, крепко сбитый подросток, может быть, не было бы через десять лет знаменитого летчика Валерия Чкалова, о котором в тридцать пятом году узнает весь мир. А тут всего-навсего какая-то первая минута душевного потрясения, волна вихревого юношеского восторга подхватила, закружила и унесла все помыслы мальчишки в небо.
Пожалуй, так получилось и у Владимира Путинцева. Не попадись ему случайно в руки «Вечерняя Москва», где он вычитал объявление о том, что заводу имени Владимира Ильича требуются рабочие, а иногородним холостякам предоставляется общежитие, вряд ли через год Владимир смог бы переступить порог Дома культуры завода и записаться в драматический кружок, которым руководил артист МХАТа Корней Брылев, уже известный советскому кинозрителю по предвоенным фильмам. (Хотя роли Брылев играл эпизодические, но после каждого фильма молодежь долго повторяла его хлесткие «штучки-дрючки», словечки и выражения.) Потом армия, Даманский полуостров, схватка с китайскими провокаторами, легкое ранение… Статьи в газетах, в которых упоминалась и его фамилия… После армии снова Москва, завод, общежитие с вечно не унывающим дядей Сеней, который на любой случай имел в запасе прибаутку или заковыристое словцо. По-прежнему драматический кружок и потихоньку спивающийся Брылев… Так бы и дальше покатилась жизнь Путинцева. Вряд ли и женитьба смогла что-нибудь резко изменить в ее течении. Владимир был не из тех, кто в планах своих с женитьбой связывает какие-то неожиданные обновления и взлеты. Наоборот, в женитьбе он видел более глубокое и основательное погружение в ту среду и тот ритм
