Капитан вдруг увидел в глазах дочери недетскую тревогу.
— А что? — шепотом спросил он. — Может быть, ты огорчила маму?
— Мама плачет…
— Ай-я-яй, большая, а плачет. А папа… уедет и приедет. Разве папа первый раз уезжает?
— Я говорила ей.
— А ты слушайся и люби ее, — сказал Гусев и подумал: «Что это я? Завещание; что ли? Нет, не надо».
— О чем вы там шепчетесь? Что за тайны у вас появились? — раздался Наташин голос. Она стояла в дверях кухни с тарелками в руках. Глаза у нее были красные.
Уже через час, проезжая по городу, Гусев с нежностью думал о жене: в это трудное время она мужественно держалась до последней минуты.
Новый командир полка, пожилой худощавый майор, прибыл в часть после объявления тревоги. Днем он заперся с комиссаром и больше двух часов беседовал с ним, потом вместе с начальником артиллерии ходил по подразделениям, ни во что не вмешивался, не отдавал никаких распоряжений и даже запретил сообщить о себе командирам подразделений, чем немало удивил сопровождавших его начальников.
— Успеем, познакомимся, — отвечал он на недоуменные взгляды. — Времени хватит. Посмотрю пока со стороны.
Позже, когда полк двинулся на вокзал, он исчез и появился вместе с начальником связи лишь во время погрузки в вагоны.
Проходя вдоль эшелона, в вагонах которого были пока только дневальные, майор вдруг остановился и кивком головы показал начальнику связи в сторону открытых платформ, на которые артиллеристы по бревнам затаскивали орудия. Начальник связи сначала не понял, что так заинтересовало командира полка. Может быть, артиллеристы что-то делали неправильно? Но, кажется, командир батареи капитан Гусев не такой человек. Недаром в полку среди командного состава прозвали его «Семь раз отмерь».
— Не туда смотрите! Под вагоны глядите.
По шпалам под вагонами пробирался красноармеец. У середины состава он вылез и, хромая на левую ногу, добрался до вагона, в котором должны были разместиться артиллеристы. Осмотревшись кругом, он торопливо юркнул в полуоткрытые двери.
Майор движением головы приказал:
— Пойдемте.
С ловкостью юноши командир полка поднялся в вагон. Красноармейца там не было. Майор заглянул под нары и по-молодому звонко крикнул:
— Эй, кто там?
— Молчи! — послышался из-под нар сдавленный шепот.
— А что такое?
— Не выдавай, друг. Узнает капитан — выгонит.
— За что?
— Ящик со снарядами уронили мне на ногу.
— Тогда надо в санчасть. Есть, наверное, где-нибудь поблизости.
— Иди ты… — из-под нары вылетело крепкое слово. — Люди едут…
— Нога-то болит?
— Какое тебе дело до этого? Поболит и пройдет.
— Зайцем все равно далеко не уедешь.
— Дурак ты, я вижу. Как тронемся — вылезу. Дорогой не высадят.
Начальник связи не выдержал и прыснул. Майор укоризненно посмотрел на него и покачал головой, но было уже поздно. Красноармеец заподозрил неладное и замолчал. Потом из-под нар показалась голова со сдвинутой на затылок пилоткой.
— Простите, пожалуйста, — сказал красноармеец, вставая на ноги. — Думал — дневальный.
— Не знал — значит, не виноват. Давно в армии?
— Два дня.
— То-то и видно. Пехотинец, а залез в вагон артиллеристов.
— Нет, я правильно. Нас несколько человек из третьей роты послали на помощь к артиллеристам. В пути будем им помогать.
— Как фамилия?
— Куклин, — и, спохватившись, что в армии так не отвечают, поспешно исправился: — Красноармеец Куклин.
— Ты очень боишься командира батареи?
— Капитана? Он мне приказал идти в санчасть, а я не пошел.
— Значит, не выполнил приказания? Знаешь, что полагается за это в армии?
Командир полка, начав разговор на ты, не изменил тона. Он говорил спокойным голосом бывалого вояки. Начальник связи слышал уже от кого-то, что майор был в Испании,
— Ничего мне не будет.
— А все-таки?
— Судят, — выпалил красноармеец и торопливо заговорил, боясь, что его остановят, не дадут высказаться: — Но я, товарищ майор, не хочу быть последним человеком! Не хочу остаться! Воевать же едем…
— Как же ты будешь воевать? — перебил майор. — Там надо будет бегать, а у тебя нога…
— Пройдет! Вначале было больно, а теперь ничего. К утру и следа не останется. Разрешите, товарищ майор?
— Я не имею права отменять приказание вашего капитана.
— Вы не отменяйте. Вы… Вы просто не видели меня…
Майор улыбнулся. Этот красноармеец с лукавыми глазами и смуглым красивым лицом определенно нравился ему.
— Мне уже пятый десяток, а ты меня толкаешь на такой поступок.
— Не виноват же я…
— Давай-ка лучше ногу посмотрим.
Командир полка заставил бойца разуться. Никаких признаков перелома не было. Пальцы двигались свободно.
— Ну, поедешь, если уж так хочешь…
В назначенный, срок все было готово. Воинская часть, ставшая эшелоном, двинулась. Капитан Гусев еще раз оглядел платформу и на ходу прыгнул в вагон.
— Смирно! — командовал старшина батареи Казаков и доложил: —Товарищ капитан! Материальная часть погружена согласно вашему приказанию. Люди все на месте, за исключением Куклина.
Капитан поморщился. Все же не обошлось без неприятностей: опрокинули ящик со снарядами.
— Не узнали, что у него с ногой?
— Не знаю, товарищ капитан. Я два раза наведывался в санчасть, но он туда не приходил…
— Старшина! Почему не доложили вовремя?
— Нога ничего, товарищ капитан, — раздался голос из-под нар. — Разрешите выйти? Тут не очень уютно.
Почти у самых ног капитана показалась голова Куклина.
— Вы почему здесь? Почему не ушли в санчасть?
— А что мне там делать? Нога у меня совсем в порядке. — Куклин встал по стойке «смирно». — Зачем мне отставать от своих?
— Подождите, — удивился капитан неожиданному ответу. — Вы в батарее-то всего несколько часов, а уже всех артиллеристов к своим причислили.
Капитан собирался распечь этого новичка, а заодно и старшину, но красноармеец был так добродушно лукав, что рассердиться на него по-настоящему Гусев не мог.
