одного не пойму: зачем же вы отдали райкомхозу известь и алебастр. Сами чем будете ремонтировать?
— Как отдали? Кто отдал?
— Сегодня подчистую вывезли. Сам видел.
— Ух и дам же я этому завхозу! — со злостью процедил сквозь зубы Сергей.
Завхоз был во дворе школы.
— Кто выдал известь и алебастр?
— Я, — ответил завхоз, глядя на Сергея исподлобья.
— Сегодня я вам запишу только выговор, а в следующий раз с треском выгоню!
— Хоть сейчас выгоняйте! — вызывающе ответил завхоз. — Вам что! Не поладили с начальством — и укатили в другое место. Вам везде рады. У вас образование, а мне тут надо жить! У меня семья!
— Кто приказал?
— Карпов и Ольга Захаровна. Ругать завхоза было бесполезно. На квартиру Сергей пришел злой.
— Подрубили школу под самый корень! — сказал он Ане. — Ремонт сорван. Материалы нам скоро не достать.
Аня уже все знала.
— Не расстраивайся, Сережа, — сказала она, ставя на стол обед. — Обойдется как-нибудь. Есть же эти материалы в области.
— А ты думаешь, без наряда даст кто-нибудь? И в облоно бесполезно обращаться. Там прекрасно знают, что известь и алебастр есть у нас. Скажут: куда девали? А что ответишь?.. Нет, невозможно больше терпеть. Сегодня партактив в четыре. Обязательно выступлю.
— Прошу тебя, Сережа, помолчи! Себя погубишь. Карпов здесь бог и царь и воинский начальник. Живо с тобой расправится.
— Брось ты!
В клуб, где должно было быть собрание, Сергей пришел за полчаса до начала. В вестибюле возле бильярдного стола толпились люди. Они наблюдали за игрой секретаря райкома Масленникова с директором МТС и шумно реагировали на каждый промах или удачный удар.
Директор МТС проиграл и под общий смех отошел от бильярда.
— Трех игрочишек долой! — торжественно провозгласил Масленников, поднимая кий над собой. — Кто следующий? Условия: проигравший — под стол!
— Я желаю! — выступил вперед Сергей, на время позабывший все неприятности.
— Бросьте, Сергей Петрович! Опозорит он вас, — предупредил директор МТС, вытирая платком бритую голову.
— Лезь заранее под стол! — кричал Сергею председатель колхоза «Ударник» Старцев.
— Заставь, заставь лезть секретаря под стол! — подзадоривал Сергея председатель колхоза «Авангард» Михайлов.
С самого начала игра сложилась в пользу Сергея. У Масленникова было четыре выигранных шара, а у Сергея семь. Страсти зрителей нарастали. Михайлов чуть не прыгал от восторга: ему очень хотелось увидеть секретаря под столом.
Закончить игру не удалось. Звонок возвестил о начале собрания.
— Почему, директор, не заходите к нам? — спросил Масленников. — Больше месяца работаем вместе, а только однажды наспех поговорили, да и то в коридоре.
Приходите, а когда надо — и вызывайте. Я тоже числюсь родителем.
— Спасибо. Мне давно надо было зайти.
С докладом о работе Советов выступил Карпов. Сергею казалось порой, что перед ним не тот человек, который оболгал его в области и мешает работать здесь, а другой — кристально чистый. Он не щадил ни себя, ни других. Особенно досталось Ивлянской. О средней школе Карпов упомянул только вскользь, но у Сергея создалось впечатление, будто докладчик что-то недоговорил, и ему почудилось в этом что-то зловещее.
В перерыв Сергей записался для выступления в прениях, надеясь, что он не будет первым, но, когда заседание возобновилось, председательствовавший Масленников объявил:
— Слово имеет Сергей Петрович Заякин, директор средней школы.
Сергей встал и прошел между рядами. Поднимаясь на сцену, он чувствовал на себе взгляды сотен глаз.
— Я хотел бы, товарищи, рассказать о трудностях, с которыми приходится сталкиваться нам, работникам школы… У нас были созданы условия для успешного завершения ремонта. Но сегодня ремонт сорван товарищем Карповым. Да, именно сегодня сорван! — бросил Сергей громко и твердо.
Дальше Сергей с горечью рассказал, как его вызывали к Карпову и потребовали от него известь и алебастр.
— Вопрос был поставлен так: либо я подчиняюсь распоряжению и выдам то, что у меня требуют, либо я против Советской власти. Следовательно…
— Вы, конечно, за Советскую власть? — спросил Масленников, засмеявшись.
— Да, но я ничего не дал!
— У вас все же вывезли! — крикнул кто-то из зала.
— Для этого понадобилось временно отослать меня в другую школу. Такие вымогательства стали системой. Могу предъявить документы, по которым видно, что Карпов выкачал из школы… И это за два года.
— Взяли и спасибо не сказали? — насмешливо спросил директор МТС.
— Не сказали… А теперь, товарищи, скажите, кто из вас не знал, что в июле Ивлянская уезжала в отпуск? — спросил Сергей, воодушевленный поддержкой собрания.
— Уезжала, а что такое? — спросил Масленников.
Сергей рассказал, что его обозвали лжецом в облисполкоме и как потом он встретился с Карповым у детского дома.
— Вы еще легко отделались! — бросил кто-то реплику.
— Я бы хотел, чтобы школа впредь была ограждена от вымогательств, а работники ее от окриков и оскорблений, — закончил Сергей.
После него взял слово директор МТС, потом председатели колхозов. Они тоже говорили о порочном стиле работы аппарата исполкома, о лицемерии Карпова, о том, как он преследует отдельных работников, как потворствует собутыльникам.
Сергею передали записку: «Выступили вы правильно, но не дали должной оценки Карпову». Под запиской стояли две подписи: Старцев, Чистых.
Карпов набрасывал в блокноте заключительное слово. На душе было скверно. Факты собрали хлесткие. Сгладить то, что было высказано в его адрес, невозможно было ни голословным отрицанием, ни ловкими словесными вывертами. Собрание поверило выступавшим. Это было совершенно очевидно. Раньше он мог лавировать: в докладе не говорить острых слов о тех, кого опасно тревожить, пока идут прения, а потом обрушиться на них в заключительном слове и сделать вывод, что такой работник не годится, не обеспечивает, недостоин и тому подобное. Правда, и после заключительного слова обиженный обязательно полезет со справкой, но чтобы доказать что-то, надо время. А что докажет человек за три минуты, установленные регламентом? Только следи за стрелками часов, да оборви вовремя. Оправдывающийся стушуется, и этим дело кончится. Избавиться потом от такого работника — пара пустяков: надо только ввернуть кое-где словечко, сослаться на собрание, и дело в шляпе! Пусть потом пишет жалобы. Так даже лучше Карпову. Он просто скажет: разве не видите, от кого жалоба? А там, наверху, сами сделают вывод: «Карпов требователен, Карпов — принципиальный работник». Это и есть главное.
Сегодня, однако, Карпов растерялся. Надо придумывать какой-то другой ход. Молчать? Но молчать — значит признать свои ошибки. На это идти нельзя. Надо отвести все обвинения, поставить под сомнение благонадежность самих выступающих. Значит, нужно взяться за самого авторитетного из них.
Из-за спины ему протянули записку. Обернувшись назад, он увидел взволнованное лицо Ивлянской и услышал ее хриплое от курения дыхание.
«Мне выступать или нет?» — спрашивала она в записке.
«Лезет, старая дура, куда не просят!» — со злостью подумал Карпов, вырвал из блокнота листок и
