— Извините меня, девушки. Нина просила встретить вас, но я проводил консультацию для поступающих в институт и задержался. Старая пословица гласит: лучше поздно, чем никогда, а чтобы окончательно задобрить вас — прошу принять сей скромный дар, — закончил он и, склонив голову, протянул два букета.
— Вот спасибо! — воскликнула Клава. — Какой ты внимательный, Федя!
Зина приняла букет без особого воодушевления. Это не ускользнуло от внимания Федора.
Еще больше Зина помрачнела, когда увидела на тумбочке Нины книгу с надписью: «Ф. Токмарев».
— Что пишет Коля?
— Писал однажды, что получил легкое ранение, и замолчал, — ответил Федор, улыбаясь.
Это еще больше не понравилось Зине.
Каждую субботу во время уборки Карпов проводил по телефону так называемую перекличку председателей колхозов. Начинал разговор обычно заведующий земельным отделом, а затем, как тяжелая артиллерия, выступал Карпов и пушил всех подряд.
Председатели колхозов тяжело вздыхали, морщились, но терпеливо сидели у телефонов. Только Старцев, председатель колхоза «Ударник», осмеливался ворчать.
— Опять начинается, — бубнил он, прикрывая ладонью микрофон. — Будем болтать тут до утра. А потом, не выспавшись, носись по полям!
Старцев нервничал. Несколько дней назад в колхоз «Ударник» заезжал Карпов, накричал на него, обозвал врагом народа, наобещал тюрьму и уехал. Старцев знал, что гнев Карпова вызван не состоянием дел в колхозе, а выступлением на партактиве.
Сегодня разговор начался с колхозов, расположенных далеко от районного центра.
— Что там? — спрашивал Старцева Мирон Иванович, секретарь партийной организации, посматривая на телефонную трубку.
— «Авангард» шерстит. Хвост крутит Михайлову за то, что зерно не успевает просушить, — ответил Старцев. — Ага, теперь за то, что у свинарника дверь не закрывается и солома за лесом не заскирдована.
— Нечего сказать, конкретное руководство, — иронически заметил Мирон Иванович.
— «Ударник»! «Ударник»! Порадуйте нас вашими успехами, — донесся голос Карпова.
— Дела ничего. Убрали четыреста семьдесят шесть гектаров… Осталось двести тридцать.
— Почему за эту пятидневку у вас снижение темпа?
— Дожди помешали. Комбайны не идут. Лобогрейками скашивали. Сейчас обмолачиваем.
— Ты там не крути! Отвечай на вопрос: почему саботируете уборку урожая? Умышленно тянете с уборкой! Объективные причины… И в дождь надо пускать комбайны! Понятно?
— Я же и говорю, что в дождь комбайны не могут идти…
— Отвечайте по существу.
— Он и отвечает, — вставил слово Мирон Иванович, придвинувшийся к Старцеву.
— Кто там еще языком треплет? Старцев, вам придется отвечать перед прокурором…
Закончив разговор, Старцев плюнул и сел за стол.
— Ладно, не расстраивайся, — пытался успокоить его Мирон Иванович. — Дожди от нас не зависят…
— Да не прокурора я боюсь. А вот откуда у нас развелись такие? Сам видит, что черное, а кричит: белое! Попробуй ему доказать… Все равно он окажется правым. Комбайны не идут, а он кричит: «Не должно быть! Надо пустить!» — Лицо председателя горело от возмущения. — Ему наплевать, что мы с поля получим. Ему лишь бы доложить вверх: «Уборка закончена».
Старцев не торопился уходить из правления колхоза. Нет, говорят, худа без добра. После переклички всегда можно перекинуться парочкой слов с другими председателями. Тут начинались дружеские беседы, деловые просьбы, советы, обмен новостями.
Старцеву хотелось насолить председателю колхоза «Авангард» Михайлову за то, что тот отказался соревноваться. Размолвка произошла ещё весной. Самым богатым и сильным колхозом в районе всегда считался «Авангард». У них и на трудодень получали больше, и общественные постройки добротнее, и дела шли лучше. Рядом с ним средненький колхоз «Ударник» выглядел бедным. Но три года назад выбрали председателем сравнительно еще молодого Старцева. С тех пор «Ударник» пошел в гору. В этом году Старцев на правлении настоял на том, чтобы вызвать «Авангард» на соревнование. Но получился конфуз. Михайлов отказался.
— Что толку каждый год бумажки подписывать? Была Скуда, Скудой и останется, — ответил он на вызов.
Крепко обиделись тогда в «Ударнике» на Михайлова. Не могли ему простить Скуду. Не виноваты же колхозники, что в народе их село до революции называли не Покровское, а Скуда. Ведь и деревня авангардовцев называлась не Полуденной, а Бедой. Так и говорили: «Пошел в Скуду через Беду».
Правда, секретарь райкома Масленников пристыдил тогда загордившегося Михайлова, договор подписали, но неприятный осадок на душе остался.
Дружно начали сенокос и жатву в этом году. Умел Старцев организовать, зажечь людей, а все же отстали от «Авангарда» в первые дни. На витрине у райкома партии опять появился портрет Михайлова. Казалось, и тут председатель авангардовцев смеется над Старцевым: улыбка была видна из-под пышных усов.
Первым Михайлов и хлеб повез государству. «Ударник» подвела природа. Хоть и стоят оба колхоза рядом и расстояние между ними всего семь километров, а в Полуденном, где поля расположены на южном склоне, хлеба на два-три дня созревают раньше, чем в Покровском. На этом и выиграл Михайлов. Старцев в эти дни не находил себе места. С утра до поздней ночи он носился от комбайна к комбайну, говорил с бригадирами, советовался с колхозниками, ругался с работниками МТС.
И так было тошно молодому председателю, а тут Михайлов подлил масла в огонь. Ночью, когда Старцев подводил итоги за день, раздался телефонный звонок.
— Ну, как дела, дорогой сосед и соперник? — спросил ехидный хрипловатый голос Михайлова.
— Ничего, слава богу, — бодрился Старцев, нервно подергивая редкую бородку. — Работаем помаленечку. Правда, на Доске почета не красуемся, но не всем же там быть. Места не хватит.
— Не унывай. Скоро мы закончим и придем на помощь. — Михайлов намекал на то, что в тридцать четвертом году авангардовцы два дня работали на полях «Ударника».
— Спасибо на добром слове. Ну, однако, бог не выдаст— свинья не съест. Сами как-нибудь справимся, — смиренно отвечал Старцев, с трудом сдерживая желание обложить Михайлова отборными словами…
С той ночи они частенько стали разговаривать друг с другом.
Михайлов обычно спрашивал, сколько убрано хлеба, сколько осталось. Несмотря на неприязнь, Старцев отвечал добросовестно.
Однажды после такого разговора Старцев не выдери жал и с сердцем сказал:
— Ох, как только обгоню, повыдергаю же я твои проклятые усы! По волоску повыдергаю!
— Не удастся! При мне будут! — донесся далекий голос Михайлова.
Тут только Старцев заметил, что трубка телефона не висит на рычаге, а лежит на крышке аппарата.
— У, черт! — выругался он и швырнул трубку на рычаг…
А вот сегодня можно посмеяться над Михайловым. «Ударник» сейчас на первом месте по району, а на витрине — портрет Старцева.
Вскоре позвонил Масленников и спросил Старцева: — Как дела?
— Слава богу. С государством рассчитались по хлебу. Уборки осталось не так много. В начале следующей недели, если погода не подведет, все уберем.
— Молодцы.
— Федор Трофимович, мы на собрании решили пересмотреть свой производственный план. На пять лет наметить. С учетом роста, конечно. Старый план нас стесняет. Силенок, вроде, побольше теперь. Как вы
