захотел — с такими ранами в медсанбате оставлять не имеют права. Теперь каялась: зачем надо было портить ему настроение?
А Коля был нужен. Так нужен! Он, конечно, не понимал, как трудно красивой девушке быть все время среди военных. Где ему? И как трудно поставить себя в такое положение, чтобы никто к тебе не приставал.
Смертельно надоел майор Русанов. Этот вертлявый самоуверенный человек появился больше месяца назад. И с тех пор не давал Нине проходу. Потом он оказался среди больных, но каждый вечер, одетый в форму, хотя больным это запрещалось, вычищенный, выглаженный, ходил по дороге, поджидая Нину.
Противно и оскорбительно было все это. Ей даже казалось, что на нее из-за этого Русанова в госпитале смотрят уже не так, как прежде. Но к кому пойдешь и кому пожалуешься?
В этот день Нина работала до самого вечера: пришлось делать срочную операцию.
Уже в седьмом часу она спустилась в гардеробную, усталая и разбитая: операция на этот раз оказалась очень трудной.
Надевая шинель, Нина взглянула в окно. Перед зданием госпиталя на скамейках сидело десятка три выздоравливающих. Среди них был и Русанов.
В гардеробную зашел начальник госпиталя Сокольский.
— Домой, Нина Федоровна?
— Да, доктор. Домой.
— Обождите, нам по пути.
— Доктор, вы можете мне помочь в одном деле?
— Может быть, завтра, Нина Федоровна?
— Нет. Сейчас. На улице, — сказала Нина и, не дожидаясь согласия Сокольского, выскользнула из гардеробной.
Едва она появилась на крыльце, майор Русанов бросился ей навстречу. Он старался увести ее в сторону от выздоравливающих.
— Нина Федоровна, здравствуйте. Какая замечательная сегодня погода. Я вас провожу. У меня к вам просьба… Конечно, дело ваше… Дело в том, что у меня сегодня день рождения. Вы знаете ведь, скоро я на фронт. Хотел бы вас, просить на вечер. На квартире моего приятеля… Составьте нам компанию…
Нина, не слушая его, направилась к группе выздоравливающих, а сама смотрела на двери госпиталя.
Наконец на крыльце появился Сокольский и, поискав ее глазами, направился к ней.
— Я вас слушаю, Нина Федоровна, — сказал он, не понимая, чем он должен помочь.
— Доктор, — обратилась к нему Нина, взяв Русанова за рукав гимнастерки и подводя поближе к Сокольскому. — Я хочу посоветоваться насчет этого больного. Меня он очень беспокоит.
— Опасные симптомы? — понял ее Сокольский.
— О, да.
— Поближе, майор. Нина Федоровна, ваш диагноз?
— Любовь, доктор.
— Опасные симптомы. Весьма опасные! — сказал Сокольский, презрительно разглядывая майора. — Стоять, майор!
Русанов белел и краснел.
— Болезнь излечимая, — сказал Сокольский, чуть усмехнувшись. — Направить на передовую. Это самое верное и единственное средство.
— Наблюдаются патологические симптомы, доктор. Он совершенно уверен, что все победы на фронтах одерживала часть, которую он возглавляет, — полевая армейская хлебопекарня.
— Понятно. И, кроме того, он, как герой, убежден, конечно, что все женщины и девушки созданы для него? Так, Нина Федоровна?
— Так, доктор.
— Завтра же выписать из госпиталя, — бросил Сокольский и прошел мимо опозоренного майора.
Майора Русанова на другой, день действительно выписали из госпиталя. А Нина только через много дней поняла, что этот случай избавил ее от всех желающих поухаживать за ней. И работать после этого стало легче.
Во второй этаж сельского клуба, где находилась канцелярия медсанбата, Николай поднялся с трудом.
С тех пор как он начал ходить, почти не пользуясь костылями, он каждый день появлялся здесь, ожидая почты.
Уже много дней не приходил ответ от Нины на его письмо.
Николай хандрил и мучился всякими сомнениями.
— Вам еще пишут, товарищ старший лейтенант, — встретила его одна из сотрудниц, едва он переступил порог.
— Хоть. бы сами, что ли, написали, девушки, — проговорил он, чтобы скрыть свое огорчение.
— Да не слушайте вы ее, — пыталась успокоить другая. — Почта еще не разобрана. Посидите немного. Я мигом…
Николай сел и стал смотреть на руки девушки. Перед глазами мелькали синие, желтые, розовые конверты, солдатские треугольники.
— Есть! — сказала девушка и протянула ему белый конверт.
Николай прочел письмо, а через полчаса уже трясся в кузове автомашины по направлению к переднему краю. На повороте дороги к деревне Осиновке он постучал. Шофер помог ему спуститься на землю.
Километра два от шоссейной дороги до сожженной деревни. показались ему бесконечно длинными.
В батарее заметили его приближение. Навстречу вышли Володя Казаков, Заюир Мухаметдинов и несколько свободных от наряда артиллеристов. Николай сразу почувствовал себя как в своей семье.
— Где Андрюша?
— Спит в блиндаже. С тех пор как вы ушли из батареи, он не появлялся на огневой. Все время торчал на наблюдательном. Только сегодня ему разрешили вернуться…
Николай кое-как добрался до огневой позиции и сел на бревно перед входом в блиндаж, чтобы передохнуть.
Андрей не спал. Из блиндажа доносился его голос. Сидя на койке, он пел:
Андрей тосковал. Тосковал отчаянно, безнадежно, как человек, годами лишенный того, чем красива человеческая жизнь. Это была та минута фронтовика, когда все видится в мрачном свете. Николай понял это, как только услышал его голос. Когда он окликнул Андрея, тот встрепенулся и стрелой кинулся к выходу, на ходу одергивая гимнастерку.
— Коля! Друг! Откуда ты? — выкрикивал он. — Ох ты, калека! Ну что? В блиндаж пойдем или здесь посидишь? Может, тебя на руках занести?
— Но, но, — проворчал Николай. — Полегче насчет калеки. Сам зайду, когда отдышусь. Ну, здоров, лешак тебя унеси.
Когда улеглись первые радости встречи, Николай спросил:
— Писем мне нет?
— Есть парочка. Сейчас принесу.
