другое. Чересчур поспешными и слишком откровенными действиями можно было сорвать все дело и нанести непоправимый урон организации. Тем более что как-никак он был поднадзорным; время от времени приходилось отмечаться в префектуре, к нему присматривались, и в этих условиях давать повод для решительных мер врага было не только нецелесообразно, но и гибельно. Пока что все свои наличные возможности он использовал, чтобы расширять движение, постепенно вовлекая в него трудовой люд квартала Сен-Жерве. И конечно же при каждом удобном случае ненавязчиво и осторожно вел республиканскую пропаганду.
В общих чертах он представлял себе будущее. Журнал, издаваемый Базеном, содействовал сплочению революционных сил. Организации на местах, подобные той, которая сложилась в Женеве, исподволь готовились к борьбе. Оставалось ждать (и, следивший за событиями, Буонарроти был уверен, что ждать придется недолго), когда правительство империи увязнет в трудностях и умножавшихся ошибках, чтобы в этот момент нанести комбинированный удар в Париже, на окраинах государства и в порабощенных странах.
События в Испании были восприняты и Буонарроти и его единомышленниками в Париже как сигнал к началу действий.
Вскоре после отбытия Наполеона в Байонну в Женеву возвратился из столицы генерал Лекурб и поведал удивительные вещи.
5
— Начну с анекдота, — сказал он, когда компания собралась в мастерской Марата. — Весь Париж только и говорит о том, что Талейран и Фуше помирились.
— А разве они ссорились? — удивился Марат.
— Еще бы! Как это часто случается с хищниками в животном царстве, эти два негодяя, представлявшие высший эшелон власти при тиране, ненавидели друг друга и не скрывали этого от посторонних взглядов. И вот на днях их видели в особняке Мантиньон прогуливающимися под руку и расточающими друг другу улыбки и комплименты.
— Да нам-то что до этого? — с досадой буркнул Террей.
— Неужели вы не понимаете? — удивился Лекурб.
— Понимаем, — сказал Буонарроти. — Это значит, что кризис приближается. Продолжая сравнение с миром животных, замечу: когда два шакала заключают между собой союз, значит, лев опасно болен. Не это ли ты хотел сказать нам, милый генерал?
— Именно это, — улыбнулся Лекурб. — Впрочем, довольно анекдотов. Это всего лишь присказка, сказка будет впереди…
6
Генерал Мале вновь знакомился с республиканским Парижем, в котором по воле обстоятельств отсутствовал столь долгое время. Вместе со своим ближайшим соратником Эвом Демайо он ежедневно прогуливался в квартале Пале-Рояля, где обитало много «исключительных» и находилось несколько конспиративных квартир.
В этот день рядом с Мале и Демайо вышагивал Лекурб.
Весна была в полном разгаре. Солнце светило ярко, но еще не обжигало, зелень, сочная и свежая, еще не успевшая покрыться городской пылью, радовала глаз.
— Я не зря вас таскаю по всем этим местам, мой друг, — заметил Мале Лекурбу. — Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и это справедливо. Мне хочется, чтобы вы вошли в курс дела, так сказать, «occulata fide»[37], и затем, по возвращении в Женеву, подробно поведали обо всем брату Камиллу и остальным; мы ведь на них очень и очень рассчитываем.
Лекурб не возражал. Он молча оглядывал парк, его посетителей, клумбы и деревья, соседние здания.
Демайо был в приподнятом настроении. Он смотрел по сторонам, ища своим близоруким взглядом знакомые физиономии, раскланивался, приподнимал шляпу; проходя мимо яблони, сорвал цветущую веточку и, несмотря на то что белые лепестки почти все тотчас осыпались, торжественно вставил ее в петлицу.
— Что, новый знак конспирации? — с улыбкой спросил какой-то щеголеватый мужчина, пожимая ему руку.
— Скоро конспирация будет не нужна, — радостно ответил Демайо. — Не сегодня завтра тиран будет свергнут!
Щеголь вздрогнул и быстро прошел мимо.
Мале с укоризной посмотрел на Лекурба.
— Вот так всегда, — сказал он, кивая на Демайо. И затем, обращаясь к тому, тихо добавил:
— Ты совершенно потерял чувство меры. Говорить такое первому встречному!
— Это не первый встречный, — обиделся Демайо, — это мой старый знакомый… И потом, к чему осторожничать, когда дело почти сделано!
— Ничего еще не сделано, ровным счетом ничего, — с досадой проворчал Мале. — И не будет сделано, если так пойдет дальше… А между тем я кожей ощущаю слежку… Мне все время кажется, что молодчики господина Фуше не оставляют нас без внимания…
— Так оно, вероятно, и есть, — подтвердил Лекурб. — Не забывайте: мы ведь все поднадзорные. А кое-кто, — он пристально посмотрел на Мале, — в прошлом слишком уж прославился своей антибонапартистской деятельностью и потому не может не быть в поле зрения наполеоновских шпиков.
Мале вздохнул и опустил голову. Остаток пути до особняка доктора Сеффера, где сегодня должно было состояться собрание, они прошли молча.
7
У Сеффера собрался весь «Ареопаг». Лекурб узнал Анджелони, Бодемана, Базена, Рикора, Корнеля. К нему подошел знакомый по армии генерал Лемуан.
— Рад видеть вас, старина. Откуда вы?
— С родины Жан Жака.
— И как там?
— Ждем…
— Дождетесь… — многозначительно изрек Лемуан и отвел взгляд.
Лекурб вспомнил: в армии у Лемуана была неважная репутация. Кое-кто подозревал его в трусости. Солдаты его не любили. А фронда его по отношению к Наполеону была связана исключительно с тем, что он считал себя обойденным. Зачем его вовлекли сейчас в тайную организацию?
Демайо, находившийся рядом, угадал невысказанный вопрос.
— В последнее время мы привлекли к делу филадельфов нескольких опальных военачальников. Все это достойные люди — генералы Лемуан, Гийом, Гийе. С нами бывший военный министр Серван. Благодаря их участию мы рассчитываем примерно на пятьдесят тысяч бойцов…
Слушая одним ухом Демайо, Лекурб одновременно старался не упустить ничего из происходящего в гостиной Сеффера.
— Очень досадно, — говорил Мале, обращаясь к Базену, — что прекратился выход твоего журнала. Именно сейчас, когда он так нужен!
— Мне это более чем досадно, — вздохнул Базен. — Но что поделаешь, разобрались наконец в нашей философии…
— А ты не думал, чтобы возобновить журнал под другим именем?
— Конечно, думал. И даже дал это имя: «Французские письма». Выпустил проспект. Но на этот раз обмануть никого не удалось. Меня вызвал Фуше и посоветовал оставить эту затею. Говорил в необычно мягкой форме, но смысл был однозначен.
— Ну ничего не поделаешь. Обойдемся без журнала. Тем более что если все пойдет и дальше, как шло до сих пор, победа не за горами.
К разговору Мале и Базена стали прислушиваться остальные. Тогда Мале встал с кресла, поднял правую руку и громко произнес:
— Братья! Наше сегодняшнее совещание происходит накануне великих событий. Тиран отбыл в Испанию. Он думал без боя овладеть этой древней страной. Но 2 мая испанский народ, не пожелавший терпеть иноземное иго, поднял восстание… Думаю, тиран надолго увязнет в своей новой афере. Мы
