профессор застелил ими сухой лоток.
– Что твоя люлька! – шутит он. – Правда, малость тесновато, да зато от ветра защита... Ну, все, отбой!
ГЛАВА 17
Солнце идет к зениту
Проснулся Красиков от холода. Где-то неподалеку надрывно плакал ребенок. Радостная догадка обожгла сознание. Люди! Чабаны перекочевали на колодец! Порывисто приподнявшись, он окинул быстрым взглядом освещенный полной луною такыр. Никого!.. Но что за наваждение: жалобные всхлипывания не прекращаются, они несутся откуда-то сверху, с холмов. Да ведь это шакалы! Вон, вон мелькают они, знакомые зеленые огоньки... Василий роняет голову, рыдания подступают к горлу. Никогда, никогда не выбраться им отсюда, не увидеть родного неба. Они погибнут здесь, погибнут оба, и мерзкие хищники растащат их кости по пескам...
Ночной холод дает знать себя. Красиков кутается в обрывки кошмы, снова устраивается в своей «люльке». Но спать он уже не в силах.
На рассвете просыпается Владимир Степанович, с трудом выбирается из лотка, пошатываясь, делает несколько шагов, разминает ноги. Только сейчас замечает Красиков, до какой степени ослаб профессор.
Однако, как и всегда, Боровик бодр и весел. Поеживаясь от холода, он шутит над несовершенством человеческого организма.
– Вот завершим опыты с растениями, примемся вплотную за животных. И за человека тоже – да, да. Облучим «Космическим ключом», ни жара, ни холод брать не будут!
Вася невольно улыбается.
Перед восходом солнца они выпивают по глотку. Красиков замечает, что фляжка стала совсем легкой, воды в ней остается от силы полстакана. Владимир Степанович, слегка встряхнув се, осторожно кладет на землю, подсаживается к Красикову.
– А ты не думал, Вася, почему этот Азизбек завел нас в пески? С какой целью?
Красиков растерялся.
– И верно – почему? Быть может – басмач, фанатик? Вы знаете, Владимир Степанович, когда я только увидел его, сразу почему-то подумал...
– Ну что ты, какие басмачи сейчас! Нет, тут другое, – профессор помолчал. – Помнишь, я говорил об одном джентльмене. Тогда, в самолете.
– Вы так ничего и не сказали. В этот момент вам подали телеграмму и потом...
– Да, да и телеграмма тоже. А записка Кулиева? Ведь это его почерк, я знаю. В общем – чья-то подлая игра. И, надо признать, довольно хитрая. Так вот, об этом джентльмене. Его фамилия Блер. Запомни. Бенджамен Блер.
– Бенджамен Блер, – послушно повторил Красиков и с недоумением посмотрел на Владимира Степановича. – Но зачем мне...
Боровик остановил его движением руки.
– Слушай внимательно, это очень важно. Блер посетил меня на квартире в конце марта прошлого года. Он пришел с приветом от моего старого друга Эверетта, вот что открыло ему двери. Мы разговорились о «Космическом ключе». Блер назвался энтомологом и живо интересовался им. «Почему вы засекретили схему излучателя? – мимоходом осведомился Блер. – Разве это военная тайна?» «Нет, – ответил я. – Просто опасная игрушка. Какой-нибудь невежда или авантюрист может наделать бед». «Пожалуй, верно, – согласился Блер. – Можно вызвать нашествие, пострашней чингизова...» Сказал он это с такой безмятежной улыбочкой, понимаешь – слишком уж безмятежной. Я оборвал тогда беседу. А в прошлое воскресенье, когда впервые услышал о преждевременной вспышке шистоцерки, сразу подумал об этом иностранце.
– Но почему, Владимир Степанович? Вы ж ему не открыли ничего.
– Да, речь шла исключительно о работах опубликованных. Но у меня в кабинете находились в тот момент секретные материалы. Мне нездоровилось, и я занимался на дому с нашим конструктором инженером Ветровым. Разумеется, материалы были в сейфе, но я выходил сказать Галочке насчет чая, и кто знает... Понимаешь теперь, почему я так спешил сюда?
– Вы хотели убедиться, что это действительно искусственная вспышка?
– Тогда можно было бы взяться за этого джентльмена, – пояснил Боровик. И, не глядя на Красикова, добавил:
– Ну и... назвать одного растяпу-профессора.
– Почему вы решили так? – возмутился Красиков. – Почему думаете, что именно у вас он...
– Теперь-то уж, к сожалению, сомнений нет, – сказал Боровик. – Ты все это должен очень хорошо запомнить, Вася. Обещаешь? Если со мной что-либо случится...
– Владимир Степанович... – запротестовал было Красиков.
Но Боровик снова перебил его:
– Что бы ни случилось, ты должен держаться. Нас уже ищут. Аспер Нариманович знает, что мы должны были вылететь к нему в воскресенье утром. Записка конечно была поддельной. Ты не должен покидать колодца.
– Хорошо, Владимир Степанович, – тихо отвечает Красиков.
Медленно, страшно медленно тянется время. Когда наступает жара, они вновь устраиваются в тени бетонного кольца. Голод тоже дает знать себя. Голод и жажда. Неужели никак нельзя добраться до воды? Ведь она вот здесь, рядом! Василий предлагает проекты – один фантастичнее другого. Профессор с усталой улыбкой отклоняет их.
– Вода для нас недоступна, Вася, – говорит он. – Нам остается только ждать.
Солнце идет к зениту, и послушная тень медленно движется вокруг колодца. Она все укорачивается, а к полудню и вовсе исчезает. Профессор, видимо, совсем ослаб. Он тяжело дышит, веки его опущены. Василий впадает в короткое забытье. Очнувшись, замечает, что солнце уже ушло на запад. Рядом, за кольцом, легла узенькая полоска тени. Он переползает туда, оборачивается, чтобы позвать Владимира Степановича, и тут взгляд его падает на лежащую между ними фляжку. Нерешительно протягивает он к ней руку, но тут же отдергивает, как обжегшись.
– Владимир Степанович! – в отчаянии зовет он. – Владимир Степанович...
Профессор открывает глаза. И тут негромкое жужжание возникает в небе.
– Самолет! Владимир Степанович, – самолет!
Звук быстро нарастает. Цепляясь за шероховатый бетон, они поднимаются, облокотившись на кольцо, напряженно всматриваются вдаль.
– Вот он! – ликует Красиков, указывая на юг, где линия окаймляющих такыр холмов снижается, открывая далекий горизонт. – Видите?!
– Это вертолет, – говорит профессор. – Он идет прямо на нас.
Да, вертолет держит курс прямо на колодец. С каждой секундой он все ближе и ближе, вот уже видна сверкающая на солнце застекленная кабина, еще минута и...
– Ой, что это? – восклицает Красиков.
Вертолет вдруг замирает в воздухе и, круто накренившись, уходит вправо.
– Что же это, Владимир Степанович?!
С вертолетом происходит что-то непонятное. Он кружит на месте, петляет и все более уклоняется с начального курса.
– Уйдет! Он уйдет... – закусив губы, шепчет Красиков. – Неужели он нас не видит?
– Мы не видны из-за колодца, – высказывает предположение Боровик, и они отходят в сторонку. Василий, сорвав рубашку, машет ею над головой. Но вертолет явно не замечает их. Описав широкую дугу, он уходит на запад, и рокот мотора постепенно замирает за грядой барханов.
Еле волоча ноги, возвращаются они к колодцу. Владимир Степанович говорит что-то утешительное,
