обстановке. И я собиралась прямо сейчас улизнуть домой, чтобы сесть за компьютер. Но видимо, придется задержаться для оказания реанимационных услуг.
– А я на нервной почве ем и ем, – сказала Нонна и отправила в рот очередной половник лазаньи.
Вечером ей удалось выманить меня в итальянский ресторанчик. Я не очень-то сопротивлялась. Напечатав за семь часов две статьи, в какой-то момент я почувствовала, что если сейчас же не приму мер, то между моей попой и стулом произойдет необратимая физическая реакция – взаимопроникновение на молекулярном уровне. И всю оставшуюся жизнь я буду пугать окружающих своим экстравагантным видом. Возникнут проблемы с одеждой. Не так-то просто натянуть джинсы на попу и стул одновременно…
Поэтому до итальянского ресторана я бежала галопом – разминалась (хотя Нонна предлагала заехать за мной на машине).
Лазанья выглядела чудесно. Подруга – не очень. Черные круги под глазами мало кому добавят шарма. Я осторожно потрогала вилкой слоеное сооружение с помидорами и мясным фаршем на тарелке. Нонна, съев свою порцию, уже успела отчекрыжить половину от моей. Надо торопиться, иначе я упущу шанс шокировать мамочку заявлением, что пробовала лазанью. И не только пробовала, а съела целых пятьдесят граммов! Марго несправедливо причисляет меня к жертвам анорексии. Но вряд ли девушка, больная анорексией, будет запихивать в себя еду с таким животным чавканьем.
– Юля, тебя не узнать, – удивилась Нонна. – Наверное, зря я отпилила у тебя полпорции.
– Зря, – хрюкнула я. – Только сейчас вспомнила – я забыла пообедать! И позавтракать тоже.
– Что делала-то?
– Статьи писала. И даже кофе не пила: жарко. Только холодную воду.
– Весь день на воде? – с завистью вздохнула Нонна. – Это чудесно! Послушай же, чем я питалась сегодня. Утром Роман приготовил в бутерброднице горячие сандвичи – сыр, ветчина, бекон, салат, помидор… Это внутри. А снаружи получается восхитительная хрустящая корочка.
– Здорово. Надо мне тоже купить бутербродницу. Я уже задолбалась жарить Никите омлет по утрам. У меня яйца постоянно падают на пол.
– Чего это они у тебя падают? – заинтересовалась Нонна.
– И оливковое масло я проливаю. Просто в семь утра у меня руки дрожат. Раньше четырех ведь не ложусь. А в семь уже подъем.
– Труженица ты моя, – с уважением сказала Нонна. – Короче, горячих сандвичей я зарубила четыре штуки.
– ?!!!!
– Вот-вот. Плюс три чашки кофе с молоком и сахаром. И круассан с джемом. Вернее, два. Остановилась, так как постеснялась Романа. Еще подумает, что я прожорливая.
– И с чего ему так думать? Ни за что не подумает, – успокоила я подругу.
– Вскоре был второй завтрак, не менее разнузданный. А обедала в ресторане с Татьяной Артуровной.
– С какой Татьяной Артуровной?
– Риелтором из Иришиного агентства.
– Интересно. Почему это вы вместе обедаете?
– Слушай, она оказалась дельной теткой! В один миг толкнула мой коттедж.
– Уже?! – поразилась я.
– Представь себе. Причем я получила за него на два миллиона больше, чем планировала!
– Даже не верится. Неужели так просто найти покупателя на дорогущий коттедж?
– Непросто. Но у Артуровны получилось. Поэтому и повела ее в ресторан. В знак благодарности.
– Ну, я думаю, она и себя не обидела. Наварилась на сделке как надо.
– А хорошему человеку не жалко. Я сейчас четверть суммы за долги раздам всякой швали – карточным партнерам Романа. Что ж деньги-то жалеть для уникального специалиста, который мне два миллиона выгадал?
– Ну… Возможно…
– Я ей еще платок от Hermes подарила, – призналась Нонна.
– О, наверное, тетка была без ума от радости. Татьяна Артуровна, насколько я заметила, любительница таких штучек, даже сейчас, в жару, обвязывается. Но ведь это ужасно дорого!
– Да ладно, не переживай… Но вернемся к теме нашего разговора. В ресторане мы с Артуровной оторвались на полную катушку. Она тоже любительница поесть, но все равно стройная – бегает много. И вообще, Юля, ты единственная среди моих знакомых, равнодушная к пище. Я, наверное, закажу мемориальную доску и укреплю ее на своем бюсте. Там будет написано: «Нонна Кратова. С ней в начале XXI века общалась Юлия Бронникова. Девушка, Которая Не Любила Есть». Ты уникум. Вот сейчас: съела кусочек лазаньи и уже успокоилась. Скажешь, объелась?
– Объелась, – сыто кивнула я.
– Эх, Юля, мне бы такое отношение к пище. Нет же. Я думаю о еде постоянно. Все время хочу жрать. Никогда не похудею.
Нонна душераздирающе вздохнула. Ее жалобный вид разрывал сердце. Если б она сейчас выбивала из некоего миллионера спонсорскую помощь, он бы без промедления выписал чек на сто тысяч евро.
Чтобы залечить душевную рану, подруга тут же подозвала официанта и потребовала дать ей десертное меню.
– Ты сейчас раздашь долги, – сказала я. – А что, если вам уехать в Лондон? У тебя ведь там сынок учится.
– И что?
– Будете жить вместе. И Романа вырвешь из привычного круга. Он лишится партнеров. Перестанет играть.
– Он и так перестал.
– А почему ты такая измученная?
– Переживаю. Вдруг сорвется. Все время на нервах.
– Вот и уезжайте скорее в Лондон!
– Опомнись, Юля! Мне только Лондона не хватало для полного кайфа. Прежде чем Роман добрался до нашего города, он всю страну исколесил. И везде повторялась одна и та же история. Сначала он пытался держаться, работал, приобретал друзей и знакомых… Потом начинал играть, и все рушилось. А в Лондоне нахлынут новые впечатления, взбудоражат его. И вскоре ко мне придут три страшных негра и скажут: мадам, ваш друг проиграл Биг-Бен и две башни Виндзорского дворца – надо бы оплатить, пока мы добрые… Рома, знаешь ли, мастак проигрывать то, что ему не принадлежит.
– Да, это мы уже проходили.
– Но сейчас – тьфу-тьфу – у нас затишье. О, как я надеюсь, как мечтаю! Знаешь, решила нанять хорошего психотерапевта. Пусть лечит мое горюшко от пристрастия к картам.
– Думаешь, можно вылечить?
– Не знаю. Но попытаюсь.
– Как ты все это терпишь?
– А куда деваться, Юля? Знаешь, Роман стал для меня ловушкой. Но и я для него – тоже.
– Как это?
– Так. Представь, что Роман находится в каком-то другом городе… Он проигрался в пух и прах, денег нет. В большую игру его уже не возьмут. Все двери перед ним закроются. Согласна?
– Согласна.
– А здесь, у нас? Всем известно: Роман Губаев – мужик Нонны Кратовой. Умалишенной тетки, готовой
