было. В Лондон он вернуться не успел, хотя отчаянно просил разрешения, их часть перевели в Гринок для посадки на корабль, и каждый день, и каждую свободную минуту он звонил ей, но ответа не было, как не было ответа на его неистовые телеграммы, а потом побережье Шотландии растаяло в ночной мгле, и остался только корабль и море, и он мог только плакать.
Грей вздрогнул под малайским солнцем. Девять тысяч миль разлуки. 'Трина не виновата, - подумал он, слабея от отвращения к самому себе. - Это не ее вина, а моя. Я был слишком настойчив в своих домогательствах. Возможно, я безумен. Возможно, мне надо показаться врачу. Возможно, я излишне сексуален. Все из-за меня, не из-за нее. О Трина, моя любовь'.
- С вами все в порядке. Грей? - спросил полковник Джоунс.
- О, да, сэр, спасибо, - Грей пришел в себя и понял, что стоит у склада снабжения, устало привалившись к стене. - Это был... это был просто легкий приступ лихорадки.
- Вы не слишком хорошо выглядите. Присядьте на минутку.
- Все в порядке, спасибо. Я только принесу воды.
Грей отошел к крану, снял рубашку и сунул голову под струю воды. 'Дурак чертов, позволил себе так расслабиться!' - подумал он. Но, несмотря на его решение, мысли его неумолимо возвращались к Трине. 'Сегодня, сегодня я позволю себе думать о ней, - пообещал он себе. - Сегодня ночью и каждую ночь. К черту попытки выжить без еды. Без надежды. Я хочу умереть. Как я хочу умереть'.
Потом он увидел Питера Марлоу, бредущего вверх по склону холма. В руках он держал американский котелок и нес его очень бережно.
- Марлоу! - Грей встал перед ним.
- Какого черта вам нужно?
- Что там?
- Еда.
- Контрабанда есть?
- Перестаньте ко мне цепляться. Грей.
- Я не цепляюсь к вам. Суди о человеке по его друзьям.
- Отстаньте от меня.
- Боюсь не могу, старина. Это моя работа. Я хотел бы взглянуть. Прошу вас, покажите.
Питер Марлоу заколебался. Грей имел право на обыск и имел право отвести его к полковнику Смедли- Тейлору, если он нарушит лагерный порядок. А в его кармане было двадцать таблеток хинина. Никто не должен иметь личные запасы лекарств. Если их найдут, придется рассказать, где он их взял, а потом Кингу придется сказать, где он раздобыл их. Маку они в любом случае нужны сейчас. Поэтому он открыл котелок.
Варево из консервов и бобов обдало Грея неземным ароматом. Его желудок вывернулся наизнанку, но он попытался скрыть голод. Он аккуратно наклонил котелок, чтобы увидеть дно. Там не было ничего, не считая мяса из консервов и божественных бобов.
- Где вы взяли его?
- Мне его дали.
- Это он дал его вам?
- Да.
- Куда вы его несете?
- В госпиталь.
- Для кого?
- Для одного американца.
- С каких это пор капитан, награжденный крестом 'За летные заслуги', состоит на побегушках у капрала?
- Идите к дьяволу!
- Может быть, я и пойду. Но перед тем как я это сделаю, я хочу увидеть, как вы получите то, что вам обоим причитается.
'Спокойнее, - сказал себе Питер Марлоу, - спокойнее. Если ты стукнешь Грея, ты действительно влипнешь'.
- Вы кончили задавать вопросы. Грей?
- На этот момент да. Но помните... - Грей сделал шаг к капитану, запах еды мучил его. - Вы и ваш чертов плут-дружок в черном списке. Я не забыл про зажигалку.
- Я не знаю, о чем вы говорите. Я не нарушаю приказов.
- Нет, вы сделаете это, Марлоу. Если вы продали вашу душу, придется когда-нибудь заплатить за это.
- Вы не в своем уме!
- Он мошенник, лгун и вор...
- Он мой друг, Грей. Он не мошенник, не вор...
- Но он лжец.
- Все мы лжецы. Даже вы. Вы отрицали существование приемника. Вам пришлось соврать, чтобы выжить. Вам многое пришлось сделать...
- Как, например, поцеловать капрала в задницу, чтобы получить жратву?
Вена на лбу Питера Марлоу вздулась как тонкая темная змейка. Но голос остался мягким, а злость была подобна меду.
- Мне следовало бы врезать вам. Грей. Но это так невоспитанно драться с низшим сословием. Несправедливо, вы же понимаете.
- Ей-богу, Марлоу, - начал было Грей, но язык не повиновался, а ярость перехватила горло.
Питер Марлоу всмотрелся в глаза Грея и понял, что победил. Минуту он упивался унижением Грея, потом злость прошла, он обошел Грея и двинулся вверх по склону. Нет нужды продолжать битву, если ты победил. Это дурной тон.
'Клянусь Господом нашим, - судорожно выругался Грей, - я заставлю заплатить тебя за это. Я заставлю тебя на коленях просить у меня прощение. И я не прощу тебя. Никогда!'
* * *
Мак принял шесть таблеток и подмигнул, когда Питер Марлоу помог ему слегка привстать, чтобы выпить воды. Он сделал глоток и откинулся обратно.
- Бог да благословит тебя, Питер, - прошептал он. - Это поможет. Благослови тебя Бог, парень. - Он провалился в сон, лицо его горело, тоска мучила, мозг метался в кошмарах. Он видел, как его жена и сын плавают в морских глубинах, поедаемые рыбами и кричащие из глубины. Он увидел и себя, там, в глубине, разрываемого на части акулами, но руки его были недостаточно сильными, а голос недостаточно громким. Акулы отрывали огромные куски его плоти, и всегда оставалась плоть, которую можно было оторвать. А у акул были голоса и их смех был смехом демонов, но рядом караулили ангелы, которые кричали ему: торопись, торопись. Мак, торопись, или будет слишком поздно. Потом акулы пропали, остались желтые люди со штыками и золотыми зубами, острыми как иголки, окружающие его и его семью на дне моря. Их штыки были гигантскими, острыми. 'Не их, меня, - пронзительно закричал он. - Меня, убейте меня!' И он смотрел, бессильный, как они убивали его жену и убивали сына, а потом повернулись к нему, а ангелы смотрели и хором шептали: торопись. Мак, торопись. Беги. Беги. Беги прочь, и ты будешь спасен. И он бежал, сам того не желая, бежал прочь от своего сына и от своей жены и от моря, залитого их кровью, спасался бегством сквозь кровь и задыхался. Но он все бежал и бежал, а они преследовали его, акулы с раскосыми глазами и золотыми острыми зубами, вооруженные штыками и винтовками, терзающие его плоть, пока его не загнали. Он боролся и умолял, но они не останавливались. Он был окружен. И Иошима всадил штык глубоко ему в живот. И боль была нестерпимой. Сильнее смертной муки. Иошима выдернул штык; и он почувствовал, как кровь хлещет из него, из рваной дыры, из всех отверстий его тела, из каждой его поры, пока в теле осталась только душа. И тогда наконец его душа вырвалась наружу и смешалась с кровью моря. Огромное, беспредельное облегчение наполнило его, оно было бесконечным, и он был рад, что умер.
Мак открыл глаза. Его простыни были мокрыми от пота. Лихорадка прошла. Он понял, что еще раз выжил.
Питер Марлоу по-прежнему сидел рядом с кроватью. За его единой была ночь.
