– Эх, – грустно вздохнул Софоклюс, – мои винные мысли непроизвольно забрели на страницы эпоса. О Зевс, это просто катастрофа…
– Сейчас-сейчас, – весело погонял лошадей Геракл, – мы всё сейчас исправим…
– В каком смысле? – насторожился историк.
– Нажремся до свинского состояния! – радостно пояснил герой.
– Но это противоречит великому эпосу!
– Хрен с ним, с эпосом, просто о пьянке не упоминай и точка.
Что и говорить, геродотово решение.
К бревенчатому домику кентавра Фола подъехали ближе к полудню.
Геракл и сам не знал, откуда ему знаком четвероногий мыслитель и его скромный аккуратный домик. Софоклюс начал что-то буробить о второй божественной памяти, но сын Зевса на него зло цыкнул, и историк благоразумно заткнулся.
Фол встретил Геракла с некоторым недоумением, однако когда кентавр узнал, КТО перед ним, то искренне обрадовался и пригласил знаменитых гостей в свой дом.
– Вот, решил я, дружище Фол, между пятым и шестым подвигами навестить тебя в этих гостеприимных спокойных лесах, – сообщил сын Зевса, садясь за крепкий опрятный стол. – Дай, думаю, выпью чудесного вина с добрым старым знакомым.
– Ну, вообще-то… – смущенно промямлил кентавр, – мы раньше… м… м… м… не были знакомы.
– А это и не важно, – благодушно улыбнулся великий герой. – Главное, что еще один подвиг – и будет их ровно половина. Я правильно говорю, Софоклюс?
– Да-да, ровно половина! – подтвердил историк, сверяясь со своими записями.
– Чем не отличный повод выпить! – согласился щедрый Фол. – Друзья, я открою для вас кувшин со своим лучшим вином столетней выдержки.
– Ого! – восхищенно выдохнул сын Зевса.
– Для высокого гостя ничего не жалко.
– А вот это ты правильно, – похвалил Геракл. – Знай же, гостеприимный четвероногий друг, что имя твое будет на века занесено в героические скрижали, где… э… э… э… белым по желтому будет записано, что ты, именно ты, щедрый мудрый кентавр Фол, поднес величайшему, изнывающему от жажды герою Греции Гераклу Олимпийскому кувшин своего лучшего вина. Вот видишь этого невзрачного лысоватого мужичка…
Сын Зевса небрежно указал на залившегося краской Софоклюса.
– Ты не обращай внимания на несколько глуповатое выражение его лица, на эти маленькие, постоянно бегающие вороватые глазки и на эти руки, вечно дрожащие, как у алкоголика, да не простого алкоголика, а хроника, так сказать. Под блестящей плешью сего трусливого хлюпика скрывается мощнейший ум настоящего титана исторической мысли!
– Ну всё, с меня хватит! – гневно вскричал Софоклюс, выскакивая из домика кентавра и громко хлопая дверью.
Геракл удовлетворенно кивнул.
– Как и все великие люди, мой хронист немного вспыльчив. Ничего, это у него пройдет. Даже самый невзрачный эллин имеет неоспоримое право греться в лучах моей непостижимой славы!
– Кхе-кхе… – только и смог выдавить из себя несколько обескураженный витиеватыми речами героя Фол.
Он поставил на стол закуску (козий сыр, фрукты, сушеное мясо со специями) и, громко цокая копытами, спустился в маленький погребок своего бревенчатого домика, откуда появился уже с большим, плотно закупоренным кувшином вина.
Геракл при виде кувшина хлопнул в ладоши и плотоядно облизнулся, предвкушая славную героическую пьянку.
Фол бережно откупорил драгоценный сосуд, стараясь не пролить ни капли великолепного напитка.
– О… – Сын Зевса втянул ноздрями сладостный аромат. – Какой букет… дружище, пожалуй, твоему щедрому жесту в моем эпосе будет уделена целая глава!
Дверь жилища кентавра скрипнула, и в домик заглянул всклокоченный Софоклюс.
– Ага! – довольно произнес он, сладострастно поводя античным носом. – Уже открыли!
