несчастное дерево. Таким макаром бог солнца вполне мог и порвать свой верный парашютис.
– Ку-ку… – Геракл похлопал Гелиоса по плечу.
– А-а-а-а… – от неожиданности заголосил бог солнца и… грохнулся в обморок.
Из кустов вышел озадаченный Софоклюс.
– Эй, Геракл, ты что ему там сказал? Сымитировал рык голодного Цербера?
Сын Зевса усмехнулся и, обрезав мечом веревки парашютиса, связал ими вырубившегося олимпийца.
– Из чего же ему сделать кляп?
– А зачем ему кляп? – полюбопытствовал историк
– Гелиос первый матерщинник на Олимпе! – торжественно (не без восхищения) сообщил Геракл и, тут же спохватившись, быстро добавил: – Разумеется, после Зевса.
Изготовить кляп было решительно не из чего, ну разве что из длинной бороды Софоклюса. Могучий герой уже примеривался, как бы половчее оттяпать у хрониста его мужское достоинство, дабы тот не сразу всё понял, но тут историк предложил сунуть в зубы Гелиосу восковую дощечку.
– Просто отличная мысль! – обрадовался сын Зевса. – Смоченный слюной, воск быстро застынет, и челюсти Гелиос вряд ли скоро разожмет.
Так и поступили.
Софоклюс передал Гераклу небольшую дощечку, которая незамедлительно была вставлена между зубами лежавшего ничком бога солнца. Затем пленного погрузили в остывшую колесницу, и сын Зевса, звякнув на Олимп в кузницу Гефеста, быстро выяснил, как управлять чудо-повозкой.
Оказалось, нужно было всего-навсего сдвинуть маленький красный рычаг.
Веселящийся Геракл так и поступил.
Небесная колесница оправдала все мыслимые ожидания, оказавшись весьма просторной и (что немаловажно!) быстроходной.
На подъеме она, правда, шла с натугой, но затем разогналась до скорости хорошего конного экипажа.
Под покровом легкой темноты (высоко в небе уже катила ясноликая Селена в серебряной повозке) Геракл с Софоклюсом спокойно добрались до острова Эрифейя, где могучий герой легко остановил божественное изделие, потянув вниз толстый зеленый рычаг.
Пришедшего в себя злобно мычащего Гелиоса оставили в огненной колеснице.
Отойдя подальше от проложенной прямо по земле прозрачной колеи, эллины залегли за небольшим холмом.
– Думаю, царские дочки хорошо охраняются, – вполне резонно заметил Геракл и тут же звякнул вестнику богов Гермесу.
Гермес, как ни странно, не спал и ночному вопросу сына Зевса вовсе не удивился.
– Спрашиваешь, охраняются ли дочери царя Гериона? – усмехнулся в сотиусе Гермес. – Тебя что, там внизу ночные эротические фантазии терзают?
– Вестник, не бузи! – предупредил Геракл. – У меня времени в обрез.
– Эк тебя разобрало! Ну да ладно. Значит, так: во-первых, где-то в окрестностях острова бродит жуткий двухголовый пес Орф. Не Цербер, конечно, но тоже не шибко приятно…
Залегший рядом с Гераклом Софоклюс слегка побледнел.
– Во-вторых, – спокойно продолжал Гермес, – спальни красавиц стережет могучий евнух, великан по имени Эвритион.
– Евнух-великан?
– Да-да, бывают и такие психи! В-третьих… хотя нет, это уже перебор. Хватит с тебя и двухголового пса с могучим евнухом.
И вестник богов отключился.
– О пустоты Тартара! – жалобно простонал историк.
– Значит, пес и великан… – задумчиво проговорил Геракл, пряча сотиус в нагрудный карман под доспехами.
– Мама, помогите-е-е-е! – донеслось откуда-то слева, и вслед за криком послышался душераздирающий вой.
Слегка привстав, сын Зевса выглянул из-за холма.
По освещенной ровным холодным светом луны равнине бежал дико визжащий Херакл, преследуемый (кто бы мог подумать?!) чудовищным двухголовым Орфом весьма необычной породы.
Удовлетворенно кивнув, Геракл снова спрятался за холм и сказал до смерти перепуганному гиганту исторической мысли:
– Наш сумасшедший друг оказал нам поистине неоценимую услугу.
– Кт-т-то ок-к-казал?
– Херакл, кто же еще. Он отвлек на себя этого блохастого Орфа. Вот так удача! Надеюсь, чудовище сожрет самозванца.
