– Дочурка, иди и приведи Эрве.
Жизель уже пошла выполнять приказание матери, но тут же повернулась к Люсьену.
– Эрве – мой брат, – доложила она и помчалась наверх.
– Уже к вечеру она не будет слезать с твоих рук, – заверила сына Доротея, затем, взяв Люсьена под руку, повела его туда, где ждали Винцент и остальные.
Усадив мать, старший из братьев устроился в кресле, которое недавно занимал Винцент.
– Оставьте нас одних, – приказал он рыцарям и слугам.
Они неохотно удалились. В комнате повисло напряженное молчание, которое попыталась нарушить мать.
– Скажи нам...
– .Нет, мама, подождем Эрве...
Донельзя удивленная странным поведением сына, который, вернувшись в родной дом, должен был бы скакать от радости и веселиться, как ребенок, а вместо этого ведет себя подобно неотесанному мужлану, Доротея взглянула на среднего сына.
– Присаживайся с нами, – предложила она. Тот немного помедлил, затем сел в кресло, удаленное от Люсьена на безопасное расстояние. Напряжение становилось ощутимым, недоброе предчувствие охватило собравшихся. Наконец появился Эрве. Остановившись на последней ступеньке, младший из братьев изумленно разглядывал гостя.
– Я не поверил Жизели, – пояснил он, – но это правда.
Будто тяжкий груз свалился с его плеч, он побежал к Люсьену.
Тот поднялся, чтобы заключить Эрве в объятия, отмечая про себя, как окреп и возмужал брат в его отсутствие. Николас не преувеличивал.
– Как хорошо, что ты дома, – радостно сказал Эрве, когда Люсьен отстранился от него. – Очень хорошо. – Юноша уселся за стол.
– Многое изменилось, – заявил старший де Готье, оставаясь стоять. Он смотрел на Винцента. – Я все узнаю, но позже, сначала мне надо задать вам один вопрос.
Средний брат тоже поднялся.
– Я заранее знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнес он, и его красивое лицо осунулось и побледнело.
Сдерживать гнев для Люсьена всегда было невообразимо трудно. Но он знал, что должен держать себя в руках хотя бы ради матери.
– Я думаю, что ты должен знать, но в курсе ли все остальные?
Винцент посмотрел на мать, на младшего брата, затем неохотно перевел взгляд на Люсьена.
– Нет, они думали, что ты мертв.
– Мы все думали, что ты погиб, – вмешалась Доротея, изумленно подняв брови. – Когда ты не вернулся из Франции и не было никаких других известий, ничего другого не оставалось думать.
– Но ведь известия были, не так ли, Винцент?
Выслушав этот странный диалог между двумя ее старшими сыновьями, Доротея тоже поднялась.
– Объясни мне, Люсьен, – взмолилась женщина. – О чем ты говоришь?
Винцент совершил самый героический поступок в своей жизни – подошел ближе к брату.
– Он и объясняет, мама, – сказал средний брат. – Было известие о том, что он жив.
– Что? – Доротея схватилась за сердце.
– Да, известие пришло вместе с требованием выкупа от одного из мусульман.
Слишком много волнений свалилось на плечи несчастной женщины. Зашатавшись, она рухнула в кресло.
– Ты никогда не говорил об этом, – прошептала она.
Винцент умоляюще взглянул на мать.
– Как я мог? Кошельки были тогда практически пусты, нельзя было наскрести достаточно денег на выкуп.
– Что ты имеешь в виду «не было достаточно денег»? – прорычал Люсьен.
Средний брат опустил глаза.
– Когда отец умер, а от тебя не поступало известий, я подумал, что, если ты мертв, то я – наследник, решил, что все – мое...
– Все твое, – повторил старший брат, упирая сжатые кулаки в бока, чтобы не пустить их в ход. – И что ты сделал с наследством?
За него ответил Эрве:
– Он их проиграл, почти все до последней монеты.
– Я пытался вернуть деньги обратно, чтобы заплатить выкуп, – оправдывался Винцент.
