Карл взял гитару и шепнул нам с Йеном: «Ответ». Он не был следующим в плей-листе, но я понял его идею. Мы растянули его минут на десять, стенающая гитара Карла подчеркивала мою агрессивную четкую партию и неистовые ударные Йена. Затем мы сыграли новую песню под названием «На расстоянии». Здесь она звучала куда более жестко, чем на репетиции. Я подумал, что низкие частоты резонируют от стен здания. Хотя лидер-гитара Карла звучала хрупко и он слегка импровизировал, разрежая звук, его вокал был кровоточащим от одиночества. Мы написали эту песню вместе, я предложил блюзовый ряд, а Карл наложил на него фрагменты мелодии и странные, необъяснимые слова. Заключительные строки почти проговаривались: «Пустой поезд мчится по рельсам/ Исчезая в ночи/ От голубого к черному/ Попрощайся с будущим/ Оно уже не вернется». Мы покинули сцену в темноте.
В полутемной раздевалке нас встретили бородатая улыбка Мартина и ящик дешевого вина. Мы наплевали на правила хорошего тона. Сквозь закрытую дверь доносились голоса, требующие анкора. Мы уже подумывали о нем, но тут голоса заглушили U2 — «Там, где у улиц нет названий». Возможно, зажегся свет. Через другую дверь вошел управляющий «Ирландца», одетый в допотопный твидовый пиджак. С ужасно деловым видом он подписал чек и протянул его Мартину. Затем он повернулся к Карлу.
— Не знаю, что это все значит, но что-то это мало похоже на развлекуху. Я думал, вы — рок-группа. Больше вы здесь играть не будете, ясно?
Затем он ушел. Мы распили бутылку вина. Оно оказалось слишком сладким. Оставив остальное недопитым, мы запаковали инструменты и свалили. Снаружи на тротуаре валялся без чувств пожилой пьянчуга. Охранник говорил по мобильному. Группа юнцов перепрыгивала через неподвижную фигуру по дороге к ярким огням Стирчли, точно он был канавой.
Глава 4
Саксонское наследие
Жизнь для тебя, точно сложный танец,
Выучить па невозможно, импровизируй.
В выходные после Всеобщих выборов мы намеревались приступить к работе в студии. Но у Йена началась мигрень и он не смог работать. Выяснилось, что «Релент Рекордз» может использовать время для записи нового сингла другой группы, так что Карл воспользовался возможностью, чтобы отменить обе сессии. Мы с ним провели похмельный, горький уикенд в его квартире. Музыка не занимала главное место в наших мыслях. В воскресенье утром он трахнул меня с какой-то беспомощно-отчаянной страстью.
Звуки, вырывавшиеся из его горла, походили на дальнее-дальнее эхо. После завтрака я предложил ему помочь убраться в квартире. Он велел мне отвалить. Затем он принялся ходить туда-сюда по гостиной, поправляя рисунки и фотографии; я сидел на кушетке и смотрел на его тень, мечущуюся на стене. Вдруг он сел рядом со мной и посмотрел мне в глаза. Я заметил сетку лопнувших сосудов в его глазах, радужка была почти такой же темной, как и зрачки.
— Поднимайся, — сказал он, — давай съездим куда-нибудь.
Два месяца назад мы играли в Стоурбридж, но ехали туда в фургоне, в темноте, так что мне немногое удалось рассмотреть. На этот раз мы поехали поездом из Сноу-Хилл. Солнце проглядывало в разрывы между бледными облаками, придавая пейзажу холодный водянистый блеск. В Сметвике высокая фабричная стена была украшена заостренными значками SS и надписью: «СОХРАНИМ БРИТАНИЮ БЕЛОЙ». В Лае скульптура из ржавых автомобильных остовов громоздилась возле знака «САКСОНСКОЕ НАСЛЕДИЕ». Пейзаж начал распадаться: индустриальные предместья и ряды типовых домов перемешались с полями, лесами, свалками и пустырями. В поезде стояла тишина, дело было за пару лет до начала культа мобильных телефонов, превративших поезда в передвижные филиалы офисов. Даже группа мужчин, сидевших через купе от нас, увлеченных какой-то непонятной карточной игрой, лишь перебрасывались односложными репликами. У одного из них был номер «Санди Таймс», первая полоса кричала об их триумфе. Медленная, настойчивая басовая партия поезда разбивала путешествие на такты.
В Стоурбридже на внешней стене станции красовалась надпись «Инока в премьер-министры». Карл рассмеялся:
— Она здесь красуется еще с тех пор, как ушла Тэтчер. Ты знаешь, что Пауэлл [38] был членом парламента от Юго-западного Вулверхэмптона? Во времена моего детства он здесь был настоящей культовой фигурой. Я учился в младших классах, когда он произнес свою речь о «реках, пенящихся от крови». Апологеты Пауэлла, такие как Тэтчер, заявили, что эту цитату вырвали из контекста. Ну да.
Тебе стоит просмотреть всю речь, чтобы понять, каким злобным хреном, манипулятором был этот ублюдок. Она превращала в геройство каждую драку, каждый кирпич, брошенный в окно, каждый кусок дерьма, засунутый в почтовый ящик. Теперь Пауэлл одряхлел, и все относятся к нему как к выдающемуся государственному деятелю, престарелому мудрецу. Я бы его на фонарном столбе повесил. Мне всегда казалось, что у него должен быть сифилис, раз его мозги насквозь прогнили.
Мы шли мимо ограды с шипами, на другой стороне росли деревья. Карл задавал темп. Я не мог понять, зачем он меня сюда привез, если это место так его раздражает.
Мы пообедали и выпили по пинте в пабе «Рок-станция», полутемные стены увешаны фотографиями — Мик Джеггер, Аксель Роуз, Роберт Смит, еще там висела картина — поезд прибывает к маленькой платформе, на которой играет какая-то группа.
— Сто лет тебя не видели, — сказала барменша. — Как твоя команда?
Карл представил меня как своего басиста.
— Ну и как он, хорош? — спросила она, подмигнув мне. Где-то позади нас Pearl Jam расплескивали свою пустую ярость.
Мы с Карлом направились в центр города, который, казалось, по большей части состоял из забегаловок, торгующих на вынос, и магазинов благотворительных распродаж. Он показал на магазин подержанных пластинок:
— Вот здесь я купил всего своего Скотта Уокера. И еще кучу всего. Рок, блюз, даже фолк. Если хочешь вернуться к истокам, это самое подходящее место, чтобы начать.
Все магазины, разумеется, были закрыты. Карл повел меня по кругу вокруг городского центра, что-то высматривая.
— Господи, неужели они его закрыли? А, нет, вот оно.
Знак «КЭНЕЛ-СТРИТ» указывал на узкий зазор между двумя фабричными зданиями. Бетонная дорожка с разбросанным по ней гравием. Два ряда маленьких складов и фабрик, некоторые заброшены: окна разбиты и заложены кирпичами изнутри. Облезлая табличка сообщала о том, что находилось в лишенном окон здании: «СКЛАД ХОЛОДНОПРОКАТНОЙ СТАЛИ». Одна фабрика была открыта, передние ворота подняты, открывая огромное, мрачное нутро с висящими электрическими лампами, грязными стеклянными люками, станками, скрежещущими и свистящими, как расстроенные органы. Сбоку наспех сляпанная пристройка: трещины и зазоры между кирпичами растянулись в ленивой ухмылке вдоль задней стены с красной надписью «СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ».
— Здесь ничего не меняется, — заметил Карл. — Они пытаются построить что-нибудь новое, но все разваливается. А старое дерьмо остается. Точно на это место наложено заклятье.
Несмотря на станки, воздух здесь казался холоднее, чем на улице. Мы шли вдоль канала, где несколько мужиков ловили рыбу в воде, заросшей водорослями. Канал сворачивал направо возле шлюза, мы прошли мимо остова разрушенного дома. Карл замер возле него на несколько секунд, затем пошел дальше.
— Не надо было сюда приезжать, я еще не готов, — сказал он. — Пошли.
Из-за мошек, вьющихся в воздухе, казалось, что его лицо дрожит.
Вода в канале была настолько неподвижной, что зеркально отражала массу плюща на берегу.
