Он губу прикусил, кивнул.
Я примерился, дернул.
Как он не заорал – до сих пор не понимаю.
Отдышались.
Я ему ботинок аккуратно ножом подрезал, снял.
Содрал носок.
Нда, опухло серьезно…
Достал из нарукавного кармана штормовки пузырек с йодом и бинт, сделал «сеточку», потом перетянул покрепче.
Он – опять не кричал, только стонал сквозь зубы.
Да капли пота на лбу выступили.
Крупные.
Я засунул себе в рот две сигареты, прикурил, одну ему в зубы вставил.
Подымили.
– Ну что, – говорю, – пойдем?
– Пойдем, – кивает.
До лагеря добрались уже в сумерках. Он, по-моему, пару раз терял сознание от боли.
Но – дошли.
Я сбегал на речку, притащил свой спиннинг, рыбацкий рюкзачок и дохлый, врать не буду, улов.
Наловился.
Ага…
Приготовил ужин.
Заставил его съесть миску гречневой каши и напоил сладким чаем.
Ночью он несколько раз, забываясь, стонал от боли, но утром выглядел уже почти прилично.
Даже опухоль на ноге чуть-чуть спала.
Значит – все правильно делаем.
Собрал лагерь, распихал все по рюкзакам, еще раз осмотрел его ногу, новую «сеточку» йодом нарисовал, перебинтовал.
– Значит так, – говорю, – Серег. Играем с тобой в Чебурашку и крокодила Гену. Помнишь: «Я понесу вещи, а ты понесешь меня»?
– Помню, – усмехается. – Посох мне вырежи, так легче будет…
– Посох, – вздыхаю, – это само собой…
Тронулись.
Несмотря на то, что шли вниз, а не вверх, до вечера сделали только половину дневного перехода.
Да еще и нога у него опять опухла.
Беда.
Палатку ставить не стали, я по-быстрому сварил ужин на костерке, потом засунул его в спальник, залез в свой и моментально отрубился.
Устал.
За ночь опухоль на его ноге опять спала.
Да и сам он сказал, что спал почти нормально, на удивление.
Я сбегал, умылся в ручье, мы позавтракали и пошли дальше.
…Видимо, мы немного ошиблись с выбранным темпом.
Да и, к тому же, чем ниже мы спускались, тем сильнее припекало жаркое южное солнце.
Короче, к обеду вымотались так, что на ногах не стояли.
Правда, прошли – прилично, даже местность почему-то не очень знакомой показалась.
Решили, что – хорош.
Нашли живописную полянку рядом с древним, на удивление отлично сохранившимся дольменом, я кое- как разбил что-то похожее на лагерь, развел костерок, сбегал к реке за водой.
– Как ты, Серый? – спрашиваю.
– Да вроде ничего, – отвечает. – Только устал как собака на одной ноге-то скакать…
– Понимаю, – говорю.
– Да херня, – отмахивается. – Тут-то уже – дойдем. Какие проблемы. Вот, помню, нас однажды на Эльбрусе буран прихватил…
– Слышь, – смеюсь, – «буран». Ты меня со своей альпинистской братвой не путай. Я в ваших делах – чайник чайником…
– Да нет, – улыбается, – ничего, нормально держишься. А давай, кстати, водки выпьем! У нас же осталась, так какой смысл ее дальше вниз тащить. Да и мне «обезболивающее» лишним не будет.
– Давай, – киваю. – Сейчас только пожрать приготовлю…
– Угу, – соглашается.
Процесс готовки, правда, немного затянулся.
Пока я перекурил, пока палатку как следует закрепил, пока то да се.
Короче, к тому времени, как я разлил «по первой», уже начало смеркаться.
Там, наверху, на заснеженных склонах еще царил яркий, чуть по-вечернему розоватый свет, а здесь, в лесистой долине, уже вовсю наваливалась плотная южная темнота.
Потрескивал, рассыпая искры и высвечивая багровыми бликами высящийся рядом с палаткой древний дольмен, задумчивый вечерний костер.
Шумела перекатами шальная горная речушка.
Дымился, остывая, котелок с заваркой.
Хотелось поговорить.
Но сначала – выпили.
Отдышались, задымили сигаретами.
Он поуютнее устроил рюкзак за спиной, закинул руки за голову.
– А вот интересно, – говорит, – Дим, ты ж вроде историк по образованию?
– Да нет, – отвечаю, – филолог. А какая на хрен – здесь и сейчас – разница?!
– Большая, – вздыхает. – Видишь дольмен этот?
– Вижу, – жму плечами. – И что?
Он опять вздыхает:
– А вот был бы историк, рассказал бы, кто, когда и зачем эту херню здесь построил. Веришь или нет, но я их за свою жизнь столько здесь, на Кавказе, перевидал – всегда интересно было…
– На этот, – смеюсь, – вопрос, тебе, Серый, боюсь, и вполне себе профессиональный историк ничего не ответит. А если и ответит, то верить ему – ну, совершенно не стоит. Потому как ученые до сих пор спорят. А по-русски говоря, гадают на кофейной гуще: на кой ляд древние люди эти каменюки друг на друга ставили. Все, что известно, – верхний неолит. Культура так и называется – «культура дольменов». А что, зачем и почему – непонятно. Кто-то говорит – древние святилища, кто-то – могилы. А как было на самом деле – да кто ж его знает…
Серега хлопает себя по карманам.
Выуживает из бокового новую пачку сигарет, задумчиво вертит в руках.
– Да, – вздыхает. – Верхний неолит – это ведь поздний каменный век? Я, когда в Долгопу по молодости поступал, думал – физика самая сложная и интересная наука. А человек, оказывается, – и сложнее, и интереснее…
– Ты на физтех поступал?! – удивляюсь. – И как, поступил?
– А как же, – пожимает плечами. – Закончил, кандидатскую защитил. Кому это сейчас на хрен нужно… Хорошо еще, альпинизмом в студенчестве увлекся. Сделали с парнями бюро путешествий, иностранцев по горам таскали. Начальный капитал на этом подняли, это уж потом турагентство раскрутили…
Вот оно как, оказывается…
– И как, – спрашиваю, – не тянет обратно в академическую науку?
– Да нет, – жмет плечами и снова ворочается, устраивая поудобнее больную ногу. – Не тянет. Вот в горы – тянет, а туда – нет. Если б тянуло – давно бы ушел, денег на жизнь уже нормально заработал. Ты,
