асфальтовых дорожек и каких-то площадок с порослью высоких трав и кустарника; полуразобранные стены здания (напоминавшего даже скорее макет на военном полигоне), через подвал которого они и выбрались наружу; ещё другое подобное же здание или макет чуть поодаль; торчащие всюду в беспорядке из зарослей травы и кустов обрывки каких-то металлических конструкций — всё казалось замершим в ожидании, не прерываемом ни одним живым звуком. Но сама тишина вдруг показалась Джантару готовой в любой момент взорваться — сразу, одновременно, со всех сторон, будто в этом пронизанном утреннем сиянием воздухе было тонко и незаметно распылено что-то взрывчатое…
— Но что это может быть? — спросила Фиар, оглядывая окрестности. — Куда мы вышли?
— Какой-то полигон или тренировочный лагерь, — предположил Итагаро. — Я имею в виду — был тут когда-то…
— Этого только не хватало… — ещё больше забеспокоилась Фиар. — Но тут хоть — ничего опасного? А то у нас — никакого защитного снаряжения…
— Сюда собирались бежать чиновники из городского начальства, — напомнил Итагаро. — И тоже — без защитного снаряжения. По крайней мере, мне показалось…
— Сюда ли он собирался бежать? — переспросила Фиар. — Там же — целых пять тоннелей. И он хоть был в обуви, а мы — нет…
— Правда? — переспросил Лартаяу. — Да, я уже забыл, что можно ходить и в обуви… Нет, но — тут, где могли paспылять на своих учениях что угодно…
— А я сколько этих объектов сменил за всё время переездов, — вспомнил Итагаро. — И — ходил везде, как есть, не думая, что там было раньше… Никто меня ни о чем не предупреждал…
— Но кто думал, что ты там будешь ходить так? — переспросил Ратона (он успел отойти немного в сторону, и вернулся не то с веткой, не то с куском подобранной где-то проволоки). — Им же, особенно взрослым, без того хочется закрыть всё тело — и разве поймут, что нам не хочется?..
— Лучше сосредоточься на вопросе, — предупредил Итагаро. — Или… уже знаешь, куда идти?
— Кажется, туда, — ответил Ратона, держа согнутую рамкой проволоку — и указывая куда-то между двумя далёкими горами. — Видите — и тропинка идёт как будто в ту сторону?
— Да, похоже — недавно кто-то ещё ходил здесь, — присмотревшись, подтвердил Итагаро. — Но, судя по поросли сквозь асфальт — уже довольно давно. Странно…
— Но и тропинка почти заросла травой, — ответил Лартаяу. — И тоже — не наступить бы на что-то. Хотя куда деваться? Пойдём…
— Значит, будем идти осторожно, — сказал Итагаро, наконец решаясь ступить на начало асфальтовой дорожки, местами скрытой молодой порослью. (Джантар же, как ни приглядывался, не видел никакой тропинки — лишь остатки асфальтового покрытия вокруг). — И всё-таки — на кого нам указала рамка, кого мы встретим…
— Я, конечно, думал о наших горных жрецах, — ответил Ратона. — И ни о ком больше. Надеюсь, не ошибся…
Ещё некоторое время они прошли в молчании. Идти приходилось медленно — лавируя в настоящем лабиринте между обрывками металлических листов, проволок, арматуры, и жёсткими ветвями кустарника, то и дело отводя их руками. 'И всё же — давно ли заброшено? — снова подумал Джантар. — Такой поросли — явно не год и не два… И где тропинка, почему я не вижу?..'
— А вот и тропинка, — почти сразу ответил вслух Талир — и Джантар не без труда сумел разглядеть в зарослях, где заканчивались последние остатки асфальтовой дорожки, действительно почти заросшую травой двойную грунтовую колею. Как Ратона ещё издали, от самого выхода, сумел увидеть её? Правда, он отходил в сторону с проволокой в руке…
— Кажется, можно идти свободно, — сказала Фиар, пройдя несколько первых шагов по тропинке. — Этот лагерь или полигон — похоже, здесь и кончается, дальше — просто лесная дорога…
— Всё равно будьте внимательны, — предупредил Талир. — Мало ли что может быть в траве…
— И я совершенно не чувствую, как всё будет дальше, — признался Джантар. — Какая-то полная оглушённость.
— Это и страшно… — ответил Ратона. — Когда даже у тебя — никакого чувства, что дальше… Но всё равно — рамка указала сюда…
Они двинулись в глубь леса по тропинке, местами почти скрытой в густой траве — сперва медленно, затем всё быстрее и увереннее… Деревья и кусты вокруг, прежде не превосходившие средний рост лоруанца или даже дмугильца, становились всё выше, переходя в лесную чащу. Сама дорога шла чуть вверх, куда-то к ещё далёким горам на горизонте, уже невидимым за кронами деревьев. И по-прежнему — нигде поблизости не раздавалось ни звука, который дал бы знать, что в этом лесу есть не только растения, но и животные — и это было странно и не могло не беспокоить. Хотя и встреча с ядовитыми членистыми или крупными хищниками — была бы совсем некстати…
— И всё равно — уже не то ожидание встречи, что раньше, — вдруг признался Итагаро. — До сих пор представлялось как-то идеализированно — а теперь… Ну знаете, как бывает среди 'обычных' людей: тебе в чём-то помогли, сразу ничего взамен не потребовали, но потом вдруг являются — теперь ты окажи услугу. Такую, что для тебя, возможно — чрезмерная жертва… И ты уже не рад, что когда-то принял помощь, и не знаешь, как отказать… А в этих учениях — тем более: человека куда-то ведут, от чего-то предостерегают, спасают — а он остаётся неблагодарным, сомневается в чём-то, не хочет уверовать — а хочет понять, что за существа или силы над ним стоят, что могут и чего не могут… А надо, мол, так: забудь всякие сомнения, потеряй себя в этом покровительстве, этой вере и этой помощи — и получишь всё, и будешь счастлив. Признай, что тот, кто не всемогущ в принципе, лично для тебя всемогущ — то есть практически конечное как бы равно бесконечному — и всё решится к твоему и общему благу… Но во что превращусь я сам — если доверюсь и уверую без оглядки?
— И опять начинаем о том же? — снова попыталась остановить его Фиар.
— Ну, не совсем о том же… Но надо наконец разобраться, — ответил Итагаро. — Мы должны реально представлять, кого можем встретить — и что делать тогда. И чей, собственно, подход: что в этом мире всё бренно и тленно, а человек может быть нравственным лишь постольку, поскольку исполняет чью-то волю? И вообще: кто-то велик, могуществен, а человек глуп, грешен, ничтожен, так что в принципе с ним можно бы и не церемониться — но его терпят в этом мире, а он ещё чем-то недоволен? И при этом неправ и не может быть прав, если не принял такое-то конкретное учение — а учения эти противоречат одно другому, но те, кто продиктовали их людям, сами везде и во всём правы? И это тысячелетиями принимается за высшую мудрость — и даже известные учёные ходят в те же храмы, постятся, совершают обряды, и рассуждают о высших тайнах и пределах познания, перед которыми бессилен разум… А у некоторых людей — действительно бывают откровения, их будто посылают в этот мир что-то проповедовать… Хотя сколько фархелемцев за тысячи лет уже казнены, побывали в тюрьмах, сумасшедших домах за это — и что, как правило, проповедовали? Опять же: вообще — ничтожность и греховностъ нашего человечества, а конкретно — страшные грядущие события, которые потом не произошли? Хотя иногда говорят: возможно, и не произошли потому, что к ним готовились… Но всё равно — странное ощущение от всего этого. Будто человеку не пытаются что-то объяснить как разумному cyществy — а откупоривают сознание страхом, как мы — консервную банку за завтраком… И это — так нам доверяют те, кому должны верить мы?..
— И я тоже думаю, — согласился Лартаяу. — С нами не хотят ничего обсудить, в чём-то довериться — нам изрекают нечто, в чём мы не вправе сомневаться. И человек должен, не рассуждая, бросаться делать то-то и то-то… Идти куда-то с проповедью, строить где-то храм или убежище на случай предсказанных космических катаклизмов, создавать такую-то организацию, свергать такого-то правителя… И — всё это поручают людям существа в мифологических, сказочных обликах… Хотя казалось бы — если кого-то зачем- то избрали, почему не явиться ему в истинном облике, не объяснить всё как есть?
— А нам в тот раз вообще никто не явился, — напомнила Фиар. — И миссия возникла как непонятно откуда, сама собой…
— Но тут — хоть понимаем, что и почему пришлось сделать, — ответил Ратона. — А там везде — проповеди чего-то далёкого от нашей реальности, что мы даже не знаем, как проверить. Правда ли это об иных мирах, действительно ли могли быть такие-то катастрофы — неизвестно, соотнести и сравнить не с
