подрубленное дерево.
Конан обернулся. Возле ограды капища стояли Сантидио, Ваная и желтозубый кордавец, все трое в мокрых одеждах. Девушка подняла с земли чей-то плащ и накинула его на плечи юного пикта.
— Вот так-то, — сказал Бандерос, опуская арбалет, — мы тоже плавать умеем. Вижу, ты тут неплохо проводишь время, а, капитан?
— Это нечестно! — отчаянно завопил Отгар. — Подлое убийство, а не поединок!
— Закрой пасть, выродок, — велел ему желтозубый, выходя вперед, так, чтобы его хорошо все видели, — кто бы говорил о чести, только не ты. И с каких это пор зингарцы должны слушать какого-то там вана? Удивляюсь я вам, ребята: цвет кордавского дна, жулики, которых на кривой не объедешь, а сами попались на удочку рыжего прохвоста. Он сулил вам сокровища, так где же они?
— Это Бастан знает, — сказал кто-то из толпы.
— Бастан-то знает, но поведет вас за добычей, только если вы снова признаете его своим вожаком. А для этого есть лишь один старый добрый способ. Хочешь быть капитаном, Отгар? Тогда сам выйди и докажи, что ты этого заслуживаешь.
Зингарцы одобрительно загудели. Кто-то вытолкнул ванира вперед.
— Убей его, Бастан, — крикнул юный воришка, рассуждавший некогда о дельфинах, — но пусть сначала вернет луну!
— Она появится, как только я снесу башку ублюдку, — пообещал киммериец, подбирая с камней самосек.
— Я верну ее вам, убив колдуна, который хочет нас всех погубить, — заявил Отгар, — но стану с вам драться, только если он оставит в покое свой заговоренный меч.
— Предпочитаешь топор? — усмехнулся киммериец, вкладывая клинок в ножны и отстегивая перевязь. — Давай.
Он поднял с земли ванирское оружие и швырнул его противнику, другой топор взял себе. Как только лезвия, высекая искры, ударились друг о друга, в небе возник яркий серп и стремительно стал увеличиваться. Ведьма закрывала свой глаз.
— Твоя сказка удивительна, государь, — сказал Альфред, подбрасывая в очаг смолистое полено. — В Аргосе, откуда я родом, есть люди, которые записывают свои сочинения буквами на пергаменте, а потом отдают их переписчикам, те же, сделав несколько копий, передают листы переплетчикам. Так появляются книги, описывающие всяческие истории, а авторы их называют себя «литераторами». Среди них есть весьма известные люди…
— Ты, конечно, не веришь, что все это правда, — усмехнулся король.
Дождь шумел по травяной крыше хижины, стоявшей неподалеку от берега Ширки, среди соснового леса. Хижина была старой, один угол ее обвалился, но каменный очаг с длинной трубой давал тягу огню, возле которого грелись промокшие охотники. Дом этот построил какой-то лесной житель, давно сгинувший неведомо куда, теперь здесь иногда ночевали случайные путники, идущие тропами вдоль реки, лесники, а то и разбойники. Возле очага лежали дрова: каждый, кто уходил из хижины, оставлял новый запас поленьев. Даже лихие люди соблюдали обычай, опасаясь рассердить лешаков, которые легко могли заманить ослушника в болотину.
Конан не стал рассказывать Альфреду всего, что вспомнил, когда, преследуя волка, вдруг решил подарить зверю жизнь и, резко поворотив коня, отправился на поиски отставшего оруженосца. Когда он отыскал юношу, хлынул ливень, и они долго ехали бок о бок под дождем, пока не наткнулись на заброшенную хижину.
Сначала воспоминания были смутными, словно обрывки виденного когда-то сна. Но возле потрескивающего огня Конан окончательно понял, что это память о действительных событиях, которые произошли с ним в Кольце Времени. И еще он понял, что вернулся. Тогда, чтобы окончательно в это поверить, он стал говорить и говорил долго, как никогда прежде, хотя и опустил многие подробности.
Альфред подбросил в очаг еще одно полено, забыв, что огонь и так вовсю гудит свою жаркую песню, быстро глянул на короля, потом отвел глаза и покраснел.
— Я не должен спорить с тобой, государь, потому что я всего лишь оруженосец, — сказал юноша смущенно, — но сам помысли, как я могу поверить в твою повесть, если она начинается моей гибелью в стычке с разбойниками… Или это другой Альфред пал от бандитского ножа? Я-то жив!
— Ход событий изменился после моего возвращения, — ответил киммериец, — ваниры Фингаста погибли в склепе Дивиатрикса и никогда не появятся в замке герцога Гандерландского. Арэль избежал плена, он не попадет в Аквилонию, значит, и слуга темных сил Тзота-ланти не станет искать его за стенами Турна и втягивать Гийлома в заговор против меня. А если нет заговора — незачем нанимать убийц и подсылать к королю безумного карлика с отравленным кинжалом.
Альфред вздохнул.
— В этой истории слишком много печального, государь, — сказал он. — Неужели люди устроены так, что не могут обойтись без предательства и обмана? Но ты еще не закончил свой рассказ. Добрались ли вы до таинственного острова Фалль? Обрел ли Арэль Подлинное Имя и стал ли он Амруном народа Богини Банну? Что сталось с доном Эсанди и Ванаей, неужели она тоже была послана кем-то, чтобы помешать вам добраться до Источника Судеб, как ты одно время подозревал?
— Мы добрались до острова Фалль, — отвечал Конан, — что же касается всего остального… Слушай.
…Белые скалы показались на рассвете. Земля словно соткалась из воздуха, воздвигнув над темными волнами северного моря высокую стену, у подножия которой кипели огромные буруны. Стрелка прибора, оставленного Да Дергом, привела «Дочь морей» к острову, куда корабль доплыл всего за три дня, подгоняемый устойчивым попутным ветром. Люди молча стояли вдоль бортов, глядя на приближающиеся скалы, сжимая в руках оружие. Победа киммерийца над Отгаром и появление ночного светила, ярко засиявшего в небе сразу после того, как ванир упал с разрубленной головой, поселила в сердцах команды слепую преданность своему вожаку и веру в удачу.
Диера прошла левым галсом вдоль побережья, но скалы повсюду были одинаково высоки, а рифы возле их подножия тянулись сплошной цепью. Стрелка теперь указывала не на остров, а прямо по ходу корабля. Прошло больше часа, они плыли все тем же курсом. Вдруг Сантидио, стоявший на мостике рядом с Конаном возле накрытого стеклянным колпаком прибора, тронул киммерийца за плечо. Стрелка дрогнула и, повернувшись, указала в сторону берега.
— Очевидно, нам следует пристать здесь, — сказал дон Эсанди.
— Но я не вижу никакого прохода, — возразил киммериец, — все те же рифы…
— Не могу придумать другого объяснения, — Сантидио внимательно вглядывался в кипение бурунов, — брегон не стал бы направлять нас к своему острову только для того, чтобы утопить в броске копья от берега.
Конан приказал спустить парус. «Дочь морей» на веслах двинулась к полосе рифов. Когда до них оставалось не более тридцати локтей, они увидели проход между двумя камнями. Диера скользнула в него и оказалась на узкой полосе воды, отделявшей рифы от галичного берега. Стрелка прибора вновь отклонилась — повинуясь ее указанию, судно двинулось вдоль обрывистых белых скал.
Вскоре они увидели лагуну, вошли в нее и пристали к берегу. Отсюда наверх, через расщелину в скалах, вела неширокая тропа, усыпанная мелким гравием. Оставив на борту несколько караульных, зингарцы во главе с капитаном покинули диеру, поднялись по тропе и оказались на круглой, шириной в сотню ярдов площадке, ограниченной валом из длинных белых камней высотой в пол человеческого роста. За первым валом виднелись другие, каждый следующий отстоял на полусотню шагов дальше предыдущего — словно гигантские круги от брошенного в воду камня расходились по каменистой равнине без единого
