квартиру. Единственное, что действительно имеет значение, — у нас сейчас серьезные проблемы.
— А если обратиться к Баттистини? — предложила она.
— Он умер около десяти лет назад, — ответил Брунетти.
— А я и не знала.
— Его племянник, который работает на Мурано, сказал мне об этом. Рак.
— Мне очень жаль, — расстроилась Паола. — Он был хорошим человеком.
— Да. И он, конечно же, не заламывал цену.
— Мне кажется, он проникся симпатией к молодоженам. — При этих воспоминаниях ее лицо озарила улыбка. — Особенно к молодоженам с ребенком «на подходе».
— Ты считаешь, это повлияло на цену? — спросил Брунетти.
— Я всегда так считала, — сказала Паола. — Он был человек не по-венециански честный и способный на благородные поступки. — И тут же добавила: — Не может быть, чтобы по его вине снесли нашу квартиру!
— А тебе не кажется, что происходящее смеху подобно? — спросил Брунетти.
— Ты работаешь на благо этого города двадцать лет, так ведь? И уж ты-то должен знать, что тот факт, что какие-то вещи выглядят смешными, никого никогда не останавливал.
Поморщившись, Брунетти вынужден был согласиться. Он вспомнил знакомого продавца, который сказал ему, что, если покупатель прикоснулся к фруктам или овощам на витрине, продавец подвергается штрафу в полмиллиона лир. Смешно? Абсурдно? Но это так.
Паола уселась в кресле поудобнее и с наслаждением вытянула ноги.
— И что же мне делать, звонить отцу? — спросила она.
Брунетти знал, что этот вопрос прозвучит, и обрадовался, что он был задан так скоро. Граф Орацио Фальер, один из самых богатых людей в городе, мог легко разрешить дурацкую ситуацию с помощью единственного телефонного звонка или вскользь брошенной за ужином фразы.
— Нет. Думаю, мне следует заняться этим самому, — сказал он, делая акцент на последнем слове.
Ни ему, ни Паоле даже и в голову не пришло, что можно было бы пойти официальным путем: выяснить названия соответствующих учреждений, имена чиновников и затем обратиться в нужные инстанции. Они не имели ни малейшего представления о бюрократической процедуре, посредством которой могли бы уладить этот вопрос. Веками венецианцы попросту игнорировали подобные формальности, прекрасно понимая, что единственный способ решить проблему — это использовать наработанные или случайные, возникающие на протяжении всей жизни связи — conoscienze, как называют их в Венеции: знакомства, дружбу, контакты и должников. Такой метод решения проблем заложен в национальной традиции, помноженной на вековое взяточничество, византийскую предрасположенность к тайнам и свойственную венецианцам ленивую апатию.
Не обращая внимания на его реплику, Паола продолжала:
— Я уверена, он мог бы все уладить.
Брунетти моментально отреагировал:
— А как же идеалы шестьдесят восьмого года? Они сейчас нужны тебе, как прошлогодний снег?
Насторожившись, Паола резко спросила:
— Что ты имеешь в виду?
Он посмотрел на нее: голова решительно откинута назад, на лице читается выражение готовности к любым испытаниям и провокациям — и понял, какой грозной она может быть в студенческой аудитории.
— Я имею в виду, что мы должны верить в политику левых, социальную справедливость и равенство всех перед законом.
— И что же?
— А наша первая мысль — пролезть без очереди.
— Не стоит говорить о «нас», Гвидо, — нахмурилась Паола. — Эта мысль пришла в голову только мне. — Она помолчала секунду. — А ты, как я вижу, сохранил свои идеалы в неприкосновенности.
— Ты думаешь? — спросил он с некоторой долей сарказма, но без всякого раздражения.
— Я думаю, что мы были глупцами, когда на протяжении десятилетий тешили себя надеждами на лучшее общество и носились со своей идиотской верой в то, что эта отвратительная политическая система и столь же отвратительные политиканы что-нибудь изменят в этой стране и сделают ее раем на земле. — Она, не отрываясь, пристально смотрела на него. — Знаешь, я больше ни во что это не верю. Нет у меня ни веры, ни надежды.
Отвечая, он заглянул ей в глаза и разглядел в них глубокую усталость. И все же не смог скрыть негодования — в таких случаях ему это никогда не удавалось.
— Иными словами, в трудных ситуациях ты обращаешься к своему отцу с его миллионами, связями и властью, которые он всегда держит наготове, как обыкновенный человек вроде меня — в карманах деньги на мелкие расходы?
— Все, что я пытаюсь сделать, — начала она примирительным тоном, пытаясь разрядить обстановку, пока не стало поздно, — это сэкономить нам время и силы. Если мы попробуем сделать все по правилам, то окажемся в мире кафкианского «Замка»: мы превратим свою жизнь в ад, пытаясь найти нужные бумаги, и обязательно столкнемся с еще и еще одним мелким бюрократом вроде синьора Росси, который скажет нам, что все не так и это не те документы, и нам придется ходить по бесконечным коридорам, пока мы оба совсем не спятим.
Ей показалось, что Брунетти постепенно приходит к мысли, что она права, и Паола с особой убедительностью договорила:
— И поэтому если я имею возможность попросить своего отца помочь нам, то почему бы не сделать это? Ведь у меня нет терпения и сил решить этот вопрос каким-то другим способом!
— А если я скажу тебе, что предпочитаю сделать это сам, без его помощи? — все же не согласился с ней Брунетти. — Это наша квартира, Паола, а не его.
— Ты хочешь сказать, что собираешься пойти по официальному пути или… — Тут ее голос стал просто бархатным: —…сделать это с помощью своих близких друзей и собственных связей?
Брунетти улыбнулся — верный признак того, что мир восстановлен:
— Именно это я и хочу сказать.
— Ну, — сказала она, улыбаясь в ответ, — это меняет дело. — К кому обратишься? — спросила она, выходя из комнаты и думая о своем отце.
— К Ралло из Комиссии по изящным искусствам.
— К тому, чей сын продает наркотики?
— Продавал, — поправил Брунетти.
— Он тебе чем-то обязан?
— Да, я оказал ему услугу.
Брунетти не захотел вдаваться в детали.
Паола довольствовалась этим и лишь спросила:
— Но при чем здесь Комиссия по изящным искусствам? Разве наш этаж не был построен после войны?
— Именно так и сказал нам Баттистини. Но нижние этажи считаются памятником архитектуры, и это, возможно, добавит нам трудностей.
— Да уж, — согласилась Паола. — А еще к кому ты можешь обратиться?
— Кузен Вьянелло — архитектор, работает в Коммунальном отделе, если не ошибаюсь, там, где выдают разрешения на строительство. Поручу Вьянелло, чтобы он попросил братца поразмыслить, чем он может помочь.
Какое-то время они сидели и вспоминали имена тех, кому они в прошлом оказывали помощь, сейчас это могло пригодиться. Был уже почти полдень, когда они составили список потенциальных помощников и пришли к согласию по поводу степени их полезности. После чего Брунетти спросил:
— А у тебя готов moeche?
Тут по привычке, выработанной за десятилетия брака, она обратилась к невидимому слушателю, который всегда разделял ее негодование, когда она бывала возмущена супругом:
