11
Во вторник утром Джек забрал очередную покойницу из «Отель де Дье». Восьмидесятилетняя старуха последний месяц провела в больнице. Он даже веса ее не почувствовал, когда перекладывал тело на каталку. Вернувшись в контору «Муллен и сыновья», Джек завез каталку в лифт, ткнул пальцем кнопку и посмотрел вслед лифту, плавно поднимавшемуся через отверстие в потолке на второй этаж. Сам он поднялся по боковой лестнице, выкатил каталку из лифта и переправил ее в бальзамировочную, где Лео уже закачивал в аппарат жидкость «пермагло».
– Тебе звонил какой-то Томми Каллен. Я сказал, тебя нет дома, – сообщил он.
– Нам нужно кое-что обсудить, – сказал Джек. – Мне нужно передохнуть от этой работенки.
– Сколько ты будешь отдыхать? Пару дней? Неделю?
– Подумываю уйти совсем.
Лео как раз перекладывал тело на стол. Он так и застыл в неудобной позе, держа в объятиях старуху, поглядел на Джека снизу, через плечо.
– То есть как это? Собираешься бросить меня?
– Лео, столько молодых парней просто мечтают о работе гробовщика. Тебе ничего не стоит найти другого помощника.
– И это после того, как я вытащил тебя из тюрьмы!
– Я очень благодарен тебе за помощь, но нельзя сказать, что ты вытащил меня. Я отработал у тебя три года и не собираюсь торчать тут всю жизнь.
– Чем же ты займешься?
– Посмотрим.
Зазвонил телефон. Звонок доносился из комнаты Джека, стало быть, это не очередной клиент.
– Опять во что-то ввязался? – проворчал Лео. Джек не стал ему возражать. Он помчался в свою комнату, плюхнулся на диван, прослуживший тридцать лет в комнате для посетителей, прежде чем попасть сюда, и снял трубку.
– Джек, – заныл Каллен, – они вышвырнули меня отсюда, велели мне убираться. Как только им удастся разыскать Джека-младшего, он приедет за мной. С Мери Джо они уже говорили, она посоветовала им сразу звонить в тюрьму, дескать, она меня обратно к себе не возьмет.
– Что ты натворил?
– Ничего я не делал. Понятия не имею, что тут происходит.
– Что тебе сказали?
– Этот парень, из охраны, явился утром ко мне в комнату и велел собирать манатки. Тебя, мол, выписали отсюда. Я говорю: как это – выписали? Он говорит, мисс Холленбек велела мне передать. Холленбек – это та дура, заведующая. Я пошел к ней в офис, хотел выяснить, что случилось. Она как увидела меня, прямо подскочила на стуле и орет: «Не входите сюда, не входите! Стойте на месте!» – и секретаршу посылает: «Зовите Седрика». Седрик – тот самый, который велел мне собираться. Цветной парень, он тут охранник и дерьмо всякое убирает. Я говорю: «Что такое? Чек вовремя не пришел или еще что?» А она таращится так, словно я вот-вот на нее наброшусь. «Не подходите ко мне, – говорит, – не подходите, стойте на месте, не двигайтесь».
– Это как-то связано с Анной Марией? – догадался Джек.
– Ну да, отчасти. Но она знай твердит: Томми-младший подписал с ними договор, по которому они вправе меня выгнать за непристойное поведение, так что они звонят, разыскивают повсюду Томми- младшего. Он вообще-то маляр, только у него, знаешь, проблемы с выпивкой последнее время, так что его не всякий раз найдешь на работе. Я думаю, ему испарения от краски бросились в голову, да еще эта Мери Джо, все от этого.
– А что ты сделал с Анной Марией? – спросил Джек.
– То есть как – что я с ней сделал? – возмутился Каллен. – Я не делал ничего, кроме того, что она сама хотела.
– Прошлой ночью? – Джек услышал слабое жужжание в холле – Лео кому-то открывал дверь.
– Я попросил этого цветного, Седрика, добыть мне бутылку портвейна. Хорошее вино, стоило четыре бакса, и Седрику я дал доллар. Я выпил пару стаканчиков, а потом постучался к Анне Марии, думал предложить и ей тяпнуть по стаканчику.
Джек прикурил, пустив в ход украденные в гостинице спички, и продолжал слушать повесть Каллена. Взгляд его уперся в висевшую на стене картину: две девицы качаются на качелях посреди густого леса. Стародавние времена, о которых Джек понятия не имел. Ничего в этой комнате не принадлежало лично ему. Сложить свое барахло в сумку – и до свидания.
– Я сказал ей, какая у нее славная комнатка. Анна Мария глянула в один конец коридора, потом в другой и ответила: что ж, если мне нравится, она очень рада. Только мы уселись, я разлил портвешок, а она раскрыла альбом и давай пальцем тыкать: это Робби, а это Расти, а это Лаури и Тимми, всех мне показала – детей, внуков, правнуков, да еще и по имени каждого назвала. Я говорю: «Да что вы, Анна Мария, у вас, верно, и внуков-то еще нет, вы такая молодая».
– Слушай, Калли, с меня хватит! – взмолился Джек.
– Нет, правда. Она на свои годы не выглядит. Ей с виду от силы семьдесят – ну, семьдесят два, максимум. Черт побери, мне-то самому уже шестьдесят пять. Велика ли разница? Вот я и говорю: «Анна Мария, у вас прекрасная семья, и сами вы красавица». Сидим мы рядом, стулья друг к другу придвинули. Ей этот комплимент пришелся по вкусу, и я, не теряя времени, наклонился к ней и легонько чмокнул в ушко. А она как подпрыгнет да как заорет – я до чертиков перепугался. Представляешь – я поцеловал ее прямо в слуховой аппарат! Тогда я сказал: «К чему вам эта штука, Анна Мария, давайте ее уберем». Она сняла аппарат, я снова поцеловал ее и стал приговаривать: «Ах, какая ты сладенькая», ну и все в таком роде, сам знаешь не хуже меня. Потом говорю: «Почему бы нам не пересесть на кровать, там же удобнее», – а она на
