— Спасибо.
— Мы собираемся показать твоему подлецу мужу…
— Папа, только не это! Я сама…
— Вот видишь, ты не даешь себе помочь!
— Я позвоню вечером, пока.
— Помни, — кричала трубка, пока я не успела ее отложить, — ты останешься у разбитого корыта!
Глава четвертая
Мою работу никто не отменял. Даже наоборот. Теперь мне стало необходимо работать больше. Я взяла полторы ставки. Эта профессия требует огромной отдачи. Моя внутренняя энергия, точнее, энергетика, должна воздействовать на людей с бедами и несчастьями. Их нужно внимательно слушать и лечить. Во мне же сейчас пустота.
Пациентом Лени, которого я пообещала принять, оказался солидный мужчина, философ по образованию, на вид вполне крепкий, интеллигентный, но не уверенный в себе, с комплексом неполноценности. Он принес фотографию жены. Пухленькая, разбитная толстушка, со смешинкой в хитрющих глазах, изменяла ему со своим начальником. Казалось бы, банальная ситуация — служебный роман. С такими историями ко мне приходят десятки: командировка, шеф зашел вечерком в номер на рюмку коньяку или… чая. Женщина не выдерживает соблазна. Не беда, что некрасив, похабен, да и мужские достоинства оставляют желать! Важен его авторитет в глазах сослуживиц (от бабского внимания не ускользнет ни одна деталь его одежды, парфюмерии и прочих мелочей), а также вероятное продвижение по служебной лестнице. Но главный мотив измен — женщины в этом признаются сами — исключительность положения по отношению к другим сотрудницам в том случае, если скажешь «да». Из-за этого дамочки идут на все.
Однако тут случай иной. Жене пациента нужен абсолютно другой человек. Не тонкий, чувствительный философ, предугадывающий все желания и капризы, а мужичок попроще, с которым можно и закусить, и выпить, и крепким словцом перекинуться. Однако вот парадокс, моему пациенту не хотелось взять в жены очкастую библиотекаршу с зализанным пучком волос. Не пожелал он долгими зимними вечерами дискутировать с ней о Гегеле или Шопенгауэре. Его тянуло именно к такой — веселой, разбитной, пухленькой блондинке, с кудряшками, свисающими на глаза.
Может быть, и в моей жизни что-то подобное? Начитанному, образованному Сереженьке вместо жены, которая копается в чужих мыслях, понадобилась юная длинноногая Дашенька из эскорта? Сначала на часок, в рамках «культурной программы», а потом… Впрочем, мой Серый ни на какой такой конкурс красавиц сам не пойдет ни в жизнь. Значит, кто-то постарался, уговорил, подал ему ее на десерт? Жена, дескать, женой, никуда не денется. Полезно быть психотерапевтом! Частный детектив ни к чему. Состоятельные дамочки столько денег на это грохают. А я экономлю. Только мои умозаключения не помогают. От них еще хуже. Жалеть себя начинаю: сколько лет на него потрачено, сколько сил! Времена были тяжелые. Сколько я его от бытовых невзгод защищала, куриные лапки с коготками на огне обжигала. А как же? Из них студень замечательный получался! Сереженька обожал! По магазинам бегала, на винегрет овощи собирала: в одном свеклу выбросили, в другом огурцы соленые. Он, правда, морщился, к другому в родительском доме привык, салат оливье винегрету предпочитал. Но увы! В былые времена и на винегрет всего набрать — непростая задачка.
«Вы, женщина, тут свой живот вперед не выставляйте! — кричали мне в очереди за пакетом полусгнившей картошки. — Здесь, сбоку, отдельная очередь из ветеранов стоит. Не хватало, чтобы из беременных третья образовалась!»
За свеклой и морковью приходилось нырять прямо головой в огромные грязные контейнеры. Наперегонки, кто быстрее, как сейчас в передаче «Русский экстрим». Эти контейнеры выкатывали в торговые залы из подсобок сами покупатели. Рабочих не допросишься. Вид сверху напоминал стадо свинюшек: не успеешь — не достанется. Выловив мокрые овощи из земляной жижи, радовалась, что на неделю хватит. Тяжелые сумки оттягивали руки.
Мясников в заляпанных клеенчатых фартуках — самая завидная профессия в советские и начале постсоветских времен — пытались охмурять все.
— Вам без косточки, на второе? — подражая им, издевался знаменитый актер Аркадий Райкин. Потому что мясо без кости не приходилось видеть никому из тех, с кем я была знакома. Теперь на такую кость без мяса даже соседская овчарка Джерри обижается. «Косточкой побаловаться хорошо, но кто ее так обглодал?» — вопрошают ее умные глаза.
Всех этих женских подвигов Сереженьке видеть не приходилось. Чистая белая сорочка, постиранная вручную хозяйственным мылом (любые порошки — дефицит, да и мыло по талонам), обед из первого и второго… вот третье — не всегда! Апельсины, не говоря уж о бананах, добытых в длинных очередях с настоящими драками, доставались только ребенку. А ведь еще на работе нужно было поработать! Да что там говорить! Некрасов с его «женской долей» отдыхает!
Однако я чувствовала себя счастливой. Сын умный растет. Муж — начальник. Как только приподняли занавес, стал за границу ездить, вещички нам с Андрюшей привозить. Заграница почему-то рисовалась в моем воображении чем-то старовечным, несовременным. Казалось, что там дамы ходят только в вечерних платьях, на высоких каблуках, а мужчины в смокингах. Это я книг Стендаля и Золя начиталась!
— Не может быть, что там по улицам ходят в кроссовках и джинсах, — поначалу удивлялась я рассказам Сережи. Не верила, что во многих странах благодаря движению «зеленых» натуральные шубы — плохой тон. Конечно, хотелось все посмотреть воочию, самой. Первое время Сережа приглашал:
— Поедем со мной в командировку. Партнеров попрошу, приглашение тебе пришлют. Я все равно в номере один живу.
Но то Андрюшу не с кем было оставить — мама никак не соглашалась, — то с работы не отпускали. Мы с Леней перешли от Иволгина в солидный Медицинский американский центр. Иволгин состарился. Да и Кашпировский порядком дискредитировал нашу профессию. Леня в центр и свою жену, и друзей пристроил. Когда Андрюша взрослым стал, муж приглашать перестал. То ли во вкус холостяцкой жизни вошел, то ли привык один ездить. Доездился.
— Наталья, — мои размышления прервал довольный голос Лени, когда моя полуторная смена подходила к концу, — я тебе не успел сказать, твой пациент-философ, он родственник одного из учредителей нашего центра.
— Ну и что? — напряглась я, ожидая неприятностей.
— Так вот его весьма влиятельный дядюшка очень доволен результатами твоего лечения.
Мне было приятно это слышать. Особенно когда все так плохо. Ленька, молодец, никогда не забывал поблагодарить.
— Результаты хорошие, — согласилась я, — философ вместо Гегеля начал Фрейда читать.
— А то, — добавил Леня, — я сам удивлен, ему даже Юлечка из хирургии понадобилась. К жизни вернулся. С балкона сигать передумал.
— Какая же я умница!
— Ты большая умница. Философ дядьке этому передал, что не стал бы иметь дело с врачами, которые интеллектом ниже его самого.
— Вот это похвала!
— Ты ему Ницше цитировала?
— Нет. Я ему «Про это» рассказывала. Помнишь, такую передачу по НТВ когда-то показывали?
— Нет, уже не помню. Надеюсь, вместе с любовницей он свою жену в ванной не утопит, как в фильмах Хичкока?
— Нет. Он ее просто задушит, потому что я цитировала ему Шекспира в подлиннике: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»
