заинтересован. И вот тебе, Анна сбежала. А если она Мелентьеву адресочек шепнет? Или уже шепнула? Так жить нельзя, теперь Корней ни одного делового человека в гостинице принимать права не имеет.
Задумано Корнеем все было правильно. Хан инструмент изготовит и умрет. Здесь два пути – либо Сынка на это дело уговорить, либо самому отправить, но Сынка убедить, что это он сделал. Корней по таким делам специалист классный. Старый Савелий соберет сходку воровскую, Корней на нее явится и с людьми поговорит. «Я устал, возраст, живите в мире, а я на покой. Хочу дать вам последний совет, люди. Не трогайте вы народных сбережений, оставьте в покое кассы и сейфы государственные, на ваш век частников и их капиталов вполне хватит. Дошло до меня, что готовят неразумные сейф серьезный взять. Приказать не имею права, все мы здесь равны, но трогать народные деньги очень не советую. Милиция на дне морском тех людей найдет, оставьте свои помыслы, лучше десять раз у нэпмана взять, чем один раз у государства».
Удивятся люди таким речам, подумают: был конь, да изъездился. Кончился Корней, да и бог с ним, многие с облегчением вздохнут. Подумает каждый, кто же это сейф готовит? Однако спрашивать у людей про чужие дела не велено, кто задумал, тот и сделает. Корней с Сынком сейф возьмут, шум пойдет, люди и вспомнят предупреждение. Конечно, все эти разговоры в милиции известны станут. Корнея искать не будут… Был вор, отсидел свое и одумался, ушел на покой, а денежки у него еще со старых дел прикоплены.
Все было задумано правильно, и Анна ушла, черт бы с ней, так и так гостиницу ликвидировать. Сомнения Корнея мучают: подвел Савелий, не Хан из милиции, а Сынок. Как разобраться?
Придержать пока обоих ребят у себя, гостиницу ликвидировать и уйти по-тихому, все бросить. Где и как жить без денег? Вся жизнь, значит, не так была сложена? Нет, такая доля не для него.
Можно обоих гостей убрать, взять на дело Дашу, вытряхнуть сейф и скрыться. И будут Корнея разыскивать за убийство и кражу госимущества. Дарья поживет с ним годочек, наскучит девчонке жизнь тихая, а другой не может быть у беглого, девчонка от него сбежит, да еще в уголовку стукнет, чтобы навсегда избавиться. О таком пути и думать несерьезно, он еще хуже первого, там хоть жизнь серая, мышиная, да безопасная. А тут, если мента убьешь, не жить будешь, а прятаться, не спать, а прислушиваться, если не в тюрьме окажешься, то в лечебнице для психов и придурков.
Разумно лишь одно решение: надо с гостями разобраться, повернуть их налицо, точно, абсолютно точно определить суть каждого. Милиционера руками чужими убрать, живого вывести на сейф. На сходке людям объявить, как задумано, пусть они рассказывают о Корнее, что им хочется, тронуть не посмеют.
Корней прошелся по тихому коридору, постучал в седьмой номер, никто не откликнулся, открыл – никого. Он спустился в подвал и увидел Хана, который, склонившись над тисками, работал напильником. Сынок сидел на верстаке, курил, болтал ногами и что-то говорил. Слов его слышно не было, но, судя по довольной улыбке, рассказывал он смешное, самому приятное. Корней прислонился к сырой стене, задумался. Может, и хорошо, что их двое? Один неясный человек действительно беда, поди-ка разберись в нем, выверни душу, загляни в его мысли. Когда двое – много проще, надо лишь поставить людей лицом друг к другу, они сами прекрасно разберутся. Жизнь, она одна, другой не выпросишь.
Хан перебрал изготовленный инструмент, уложил в коробку, начал снимать фартук.
– Железки, похоже, для зубодера, – Сынок спрыгнул с верстака. – Я в прошлом году зубом маялся, заскочил к одному, так у него таких крючков и пилочек полный тазик. И чего делать, мучиться, когда купить можно?
Хан пожал плечами, пошел вместе с Сынком к лестнице, разглядывая на ходу длинный тонкий стержень с замысловатым крючком на конце.
– Ты молчишь, молчишь, устал я тебя развлекать, – сказал Сынок. – Может, в картишки перекинемся?
Хан усмехнулся, хлопнул Сынка по плечу, хотел ответить, как из конца коридора донесся женский голос:
– Коля? Сынок, топай сюда, разговор есть.
– Ну, извини, – Сынок развел руками и зашагал по коридору, весело насвистывая.
Только Хан вошел в номер, как дверь за спиной скрипнула, Шульц кивнул, улыбнулся натянуто, указал на кресло. Хан сел, не выказывая ни любопытства, ни беспокойства, смотрел на незваного гостя равнодушно.
– Разрешите? – Шульц взял у Хана стержень, осмотрел, попробовал на упругость. – Вам еще долго работать?
Хан забрал у Шульца стержень, ударил несильно по столу, крючок на конце отскочил.
– Вы кто будете? – Хан швырнул железку под диван. – Как говорит мой друг, я вашего имени не называл.
– Последние годы меня зовут Шульц, – Шульц взял со стола отломившийся крючок, сделал вид, что рассматривает, а сам наблюдал за Ханом, перехватив его удивленный взгляд. – Мне поручено поговорить с вами от имени хозяина заведения…
– Кто за работу платит? – спросил Хан.
Шульц достал бумажник, отсчитал десять червонцев, подвинул к краю стола.
– Завтра можно сделать, если металл нужный доставите, – Хан спрятал деньги. – Нужно железо мягкое, а не перекаленное, хрупкое.
– Допустим, – Шульц кивнул. – Я распоряжусь. Меня другое беспокоит, молодой человек. Вас проверили, вы сомнения не вызываете. Как же получилось, Хан, что вы сюда сотрудника милиции привели?
– Что? Кто тут мент? Сынок, что ли? – Хан смотрел возмущенно. – Не может того быть!
– Почему? – спокойно спросил Шульц и тонко улыбнулся. – Ведь вы, простите, с ним в тюрьме познакомились? Вы по воле сего молодого человека не знали?
– Не знал, – согласился Хан. – Однако слыхал. Сынок – парень известный. К нему и в камере уважение выказывали…
– А Сынков много, – возразил Шульц. – Лично я трех знавал в разное время, о двоих слышал, так что кличка эта так – звук один. Вы, Хан, в святая святых милиционера привели, я не понимаю вас. Никто из людей вас не поймет, Хан. Вас одного собирались в суд вести?
– Одного, – Хан опустил голову. – Сынка, верно, в последний момент пристегнули.
– Вы говорили ему, что бежать думаете?
– Нет, он сам шепнул.
– Странно, Хан, получается. Вы решили бежать, имеете поручение к самому Корнею, вам пристегивают человека, он и побег предлагает. Корней слову верен, открывает двери, а вы приводите в дом…
– Сынок предлагал конвойного убить! – вскинулся Хан, вспомнил, как дело было, и заскучал. – Он в карты, знаете, как играет? Исполнитель… высшей марки, – пробормотал Хан не совсем уверенно и затих.
– Я к вам с серьезным предложением, вы извините… – Шульц развел руками. – Ведь это он мою супругу выпроводил, а если Анна по глупости в милицию позвонила? И нас, будто зверей, обложили уже? – На бледном лице Шульца выступили красные пятна. – Вы гостиницу содержите? Вы людям приют давали? Кто разрешил вам приводить в чужой дом непроверенного человека?
– Уйдем по-тихому, – пробормотал Хан. – Неужто у вас запасного выхода нет?
– Куда уйдем? – Шульц махнул рукой вяло. – Мне бежать без надобности, по своим документам живу, и власти ко мне претензий не имеют.
– А как с этим? – Хан кивнул на дверь.
– Ваша забота, Хан. Умели нагадить, умейте и подчищать за собой…
– Я на мокрое не пойду, – глухо сказал Хан.
– Ради бога, вам и не советуют, милиция своих людей не прощает. Инструмент вы завтра сделаете и уходите, потайной выход действительно имеется.
– Ну спасибо! – Хан лицом просветлел, поднялся, положил на стол деньги. – Век не забуду!
– Свои люди. Корней просил передать: через два дня люди на сходку соберутся, вам перед ними ответ держать.
– Какой ответ? – Хан попятился.
– А вы как думали? Корней заведение закрыть обязан. Вы же спалили гостиницу. Люди на нее деньги давали, им доложат, так, мол, и так.
