карты театра военных действий, — сказала Дюбуа.
Тема о пьянке пришлась по вкусу теплой компании. Веселые голоса перебивали друг друга, сообщая разные подробности.
— Наш девятипудовый Май-Май не может с утра взяться ни за какое дело, если не выпьет бутылку водки!
— Недавно дроздовцы поднесли ему погоны и шапку с малиновым верхом, так по этому случаю командир кутил с ними три дня!
— Не люблю «дроздов»! — капризно нахмурилась Дюбуа. — У них даже серебряный духовой оркестр ревет, как стадо коров!
— Нет, господа, кто умеет пить-гулять, так это генерал Шкуро! — не унимался горбоносый капитан. — В Валуйках он до того наклюкался, что вывел свою волчью сотню на улицу и приказал хватать женщин, точно во времена половецких набегов!
— Внимание, господа! Мимо нашего дома ведут коммунистов! — указал Емельницкий на улицу, по которой шли связанные люди в сопровождении конвойных.
— Куда их ведут?
— Вероятно, на допрос,
— К черту допросы! — поднялась с места Дюбуа, сверкнув загоревшимися глазами. — Остановить!
Офицеры выбежали на улицу и задержали пленников. Здесь были рабочие обувной фабрики, схваченная по доносу полицейского за сочувствие красным медицинская сестра, два крестьянина из деревни Лужки, прятавшие лошадей от извоза.
Дюбуа нарочито медленным шагом, покачиваясь, подошла к арестованным. Закусив папироску в зубах и прищурившись, с минуту рассматривала их пренебрежительно и злобно. Рука ее, болезненно подрагивая, потянулась к висевшей на боку черкесской кобуре нагана.
— К стенке!
Офицеры подтолкнули орловчан к стене противоположного дома. Дюбуа впилась змеиными глазами в бледное лицо арестованной женщины и выстрелила. Медицинская сестра вскрикнула, схватилась за грудь…
— Подлая! — тихо вымолвила она. — Ты недостойна пули…
Второй выстрел оборвал ее голос. Дюбуа, не выпуская папироски изо рта, разрядила весь барабан в арестованных.
Глава тридцать первая
Ефим сунул во внутренний карман кожаной куртки маузер и вышел черным ходом в город. Больше он не мог сидеть дома. Не мог мириться с постоянным страхом за свою одинокую, никому не нужную жизнь.
Он шел по грязным доскам моста через Оку, злобно кривя губы и отворачиваясь от людей.
Туманная изморозь окутывала тусклое солнце, пронизывающий ветер озорно свистел в телефонных проводах.
Вдруг Ефима остановили военные. Перед ним замелькали красно-черные погоны и кости нарукавной эмблемы корниловцев.
— Стой! Попался!
— Кто такой?
— Разве не видно? Очередной перебежчик!
— Сначала большевикам служил, теперь надумал шкуру спасать…
— Чего вы смотрите, господа? Советский лазутчик! равно пули ждет!
В руках корниловцев сверкнули револьверы. Внизу неслись мутные воды Оки.
— Господа офицеры, надо разобраться… — кричал Ефим, прижатый к парапету моста. — Я… могу доказать… старший унтер-офицер Бритяк.
— Велика птица! — сказал прапорщик в расстегнутой шинели и прицелился.
В это время на мост въехал неловко сидящий в седле полковник. Придержал коня, скомандовал:
— Убрать оружие! Разойдись!
Корниловцы оглянулись и, узнав Гагарина, спрятали револьверы. Молча подались вдоль Московской улицы — чистить город.
— Кажется, Ефим, опять я появился кстати, — проговорил Гагарин, рассматривая Бритяка,
— Выручили… Спасибо, — дрогнул подбородком Ефим.
Гагарин засмеялся. Дернул повод, подъехал ближе.
— Я хорошо осведомлен о вашей работе в тылу красных. Она выше всякой похвалы. Чем собираетесь заняться?
У Ефима поднялись узкие плечи.
— Не знаю…
— Идите служить ко мне в полк. Будете моим ординарцем.
— Холуйская должность…
— Это официальная должность, Ефим. Я использую вас для особых поручений. Мне очень нужен такой человек, как вы.
И, прищурив глаза, спросил:
— Может быть, опасаетесь встречи со Степаном Жердевым?
— Со Степкой? Где он? — весь напрягся, даже потемнел лицом Бритяк.
— Я частенько видел его в боях под Орлом. Смел, напорист…
— Я согласен служить у вас, — перебил Ефим.
За мостом возле торговых рядов расположилась комендантская команда. Гагарин попросил офицера одолжить для ординарца лошадь.
«Степка под Орлом… Давно ищу!» — думал Ефим, воображая, как он разделается с ненавистным человеком.
При выезде из города Гагарин и Ефим нагнали батальон корниловцев, спешивший на юго-запад, в район деревни Спасское. Оттуда с утра началось энергичное наступление белых во фланг Ударной группе.
Глава тридцать вторая
Несмотря на повышение по службе, Гагарин чувствовал себя неважно. Его беспокоило молчание поручика Кружкова и агронома Витковского, посланных в имение. В чем дело? Что могло случиться?
Правда, белогвардейская почта не действовала. Но ведь существует много других способов известить хозяина о положении в усадьбе.
Гагарин опасался, что промедление и нерешительность с возвратом помещичьей земли, а также разграбленного имущества неизбежно осложнят вопрос. Вдруг мужики заупрямятся, бейся тогда с ними, отвоевывай каждую десятину.
На днях Гагарин написал жене в Курск, чтобы она съездила в орловское поместье, но и от нее нет ответа. Совсем плохо! Офицеры шепчутся о каком-то Виллиаме…
Потому-то и нуждался Гагарин в таком головорезе, как Ефим: при его помощи можно и Виллиама устранить и заставить крестьян подчиниться барской воле. Ретивость унтера Бритяка была отлично известна полковнику. Обогнав батальон корниловцев, Гагарин стал прислушиваться к близкой канонаде. Артиллерия красных гремела по всему фронту. Черные столбы, вздымавшиеся к небу на буграх и в долинах, показывали ту самую дугу, которую Деникин из последних сил старался сжать вокруг Ударной группы. Ветер
