майор Антадзе, будешь уверен, что в два часа ночи у «Волги» находился Кружнев, тебе станет легко работать, и ты найдешь доказательства и следователю и суду.
– Как? Как убедиться? – спросил Отари раздраженно.
– Это сделать нетрудно.
– Извини, подполковник, за грубость, ты мой гость, но сейчас ты говоришь неправду.
– Человек, который может оказывать давление на твоего начальника, медсестру запугает, купит, съест живьем, костей не выплюнет. Ты сказал: Татьяну знаешь – вызови утром, допроси поподробней, когда, где, при каких обстоятельствах конкретно, какими словами медсестра рассказывала о ночной сцене. Сравни показания Татьяны с официальным допросом медсестры.
– Товарищ подполковник!
– Подожди! – перебил Гуров. – Вновь вызови медсестру и передопроси. Если она от своего первого рассказа станет уходить все дальше и дальше, значит, она попала под пресс, на нее давят, и с Кружневым ясно. Возможно, медсестра сегодня вечером уехала к родственникам, тогда ты, майор, на коне. Никого за ней не посылай, выезжай сам, получи подробные официальные показания.
Отари лишь кивал и без зависти и обиды думал, что против Гурова он, майор Антадзе, вроде как второразрядник против мастера, может на равных лишь на ковер выйти да руку пожать.
– Лева, что означает слово «чучмек»?
Гуров сначала не понял, затем смешался, не знал, как объяснить, не обижая.
– Ну… – Он откашлялся. – Некоторые малоинтеллигентные люди так называют человека неумного, малообразованного, низкого происхождения.
– Не крути, Лева. Я чучмек?
– Когда твои предки, Отари, строили обсерватории, мои еще в шкурах ходили. Из нас двоих если кто и чучмек, то это я, – ответил Гуров.
– Ответ дипломата, а не сыщика, – рассмеялся Отари. – Ты просчитываешь ситуацию быстрее меня. Почему?
– Мне повезло с учителями. Меня тренировали первоклассные мастера.
– Утра я ждать не стану, поеду сейчас, – сказал Отари и пошел к телефону. – Главное – медсестра, остальное подождет.
«Волнуется, – понял Гуров, – и голову мне морочит, сбивает неожиданными вопросами, хочет от меня что-то скрыть».
Отари позвонил дежурному, вызвал машину, но на веранду не возвращался. «Учили тебя мастера, только не все ты знаешь. Да и у преступников в Москве одни правила, а у нас порой другие. В Москве на сотрудника МУРа может поднять руку только потерявший разум от водки либо убийца, у которого стенка за спиной, а у нас…»
– Отари! – Гуров вошел в комнату. – Ты чего так торопишься? Утром можно все сделать, сейчас уже одиннадцать.
– Ты сам сказал, девочка может уехать. – Отари прятал глаза, начал без надобности переобуваться.
– Уедет, даст тебе лишний козырь.
– Лев Иванович, ты меня не учи, – рассердился Отари. – Мне могут не сказать, куда она уехала. Девочка вздумает подняться в горы, там есть и ущелья.
– Даже так? – Гуров потер подбородок, вздохнул. – Извини, тебе виднее. Так мне тоже поберечься?
– Тебе дать пистолет?
– А у тебя есть лишний?
– Слушай, Лев Иванович, ты мне в душу не лезь. – Отари услышал стук мотора приближающейся машины. – Так дать?
– Спасибо, я оружия не люблю.
Они молча поднялись к шоссе, сели в машину. Отари сказал:
– «Приморская».
– Высади в центре, я погуляю.
Водитель полуобернулся, взглянул через плечо вопросительно. Отари сказал по-грузински:
– Кто твой начальник? – и выругался.
В ресторане оркестранты начали неторопливо собирать инструменты, что означало: без наличных они больше играть не станут. Кто-то из посетителей, видимо, завсегдатай, махнул рукой.
– По просьбе наших дорогих гостей, – слащаво улыбаясь, прошептал саксофонист.
Компания занимала все тот же столик. Гуров поклонился молча – перекричать музыку, исполняемую по просьбе гостей, не представлялось возможным. Артеменко наклонился и в самое ухо прокричал:
– Горячее? Иначе кухня закроется!
Гуров кивнул, отстранил руку Кружнева, пытавшегося налить ему коньяка, выпил минеральной и занялся салатом. Толик танцевал с Майей, Артеменко холодно, как всегда, безразлично, смотрел в зал, Таня о чем- то переговаривалась с Кружневым, который казался пьяным.
«Я нормальный человек, не ханжа, не моралист, – рассуждал Гуров, наблюдая за окружающими, – не считаю ресторан притоном, отрыжкой чуждого нам мира, но ведь скучно же, однообразно, здесь можно свихнуться от тоски».
Оркестр взял тайм-аут, наступившая было тишина заполнилась ровным шумом зала, прерываемым пьяными выкриками.
– Надо шевелить мозгами, – сказал Артеменко, – и как-то разнообразить наше времяпровождение, иначе мы покроемся волосами и отрастим хвосты.
К столу вернулись Майя и Толик. Майя обняла Гурова и громко сказала:
– Где ты шлялся? Такие женщины пропадают. – От нее пахло французскими духами и коньяком. – Ты Лева, законченный эгоист.
– Может, вам все надоело, скучно, а мне так распрекрасно! – Кружнев поднял бокал. – У вас – будни, а у нас – праздник!
– Мы, Николай Второй… – усмехнулся Артеменко, увидел кого-то у входных дверей, хлопнул Кружнева по плечу. – На выход, тебя Дульцинея кличет.
– Да? – Кружнев допил бокал и поднялся. – Никитович, расплатись за меня, а я завтра. – Он пошел к дверям.
«Мне чудится, мстится, – глядя ему вслед, думал Гуров, – или он действительно не так пьян, как изображает», – а вслух спросил:
– Куда он заторопился, кто его кличет?
– Лева, ты приехал из Могилева? – Майя не актерствовала, была пьяна. – У Ленечки жуткий роман с горничной второго этажа. Знают все, объявляли в программе «Время». Стихи слагают. Лева, утки все парами… – Она махнула рукой в сторону двери, указала на Артеменко и себя, на Толика и Таню. – Только ты один.
Казалось, Таня не слушает, однако она громко ответила:
– Мы с Толиком – друзья с детства, а влюблена я в Льва Ивановича. А он на меня – ноль внимания! – Она обняла Толика за шею и шепнула: – Ты лишь пикнешь, я из тебя клоуна сделаю. Ты Отари Георгиевича не забыл?
– Татьяна, я в твои дела никогда. – Толик галантно поцеловал ей руку и добавил: – Желания женщины – закон!
– Где нахватался? – рассмеялась Майя. – Сенека!
Официантка принесла «цыпленка», которого зажарили, когда он умер, оплакиваемый правнуками, от старости. Гуров отложил бесполезный нож и взялся за патриарха руками.
Артеменко с Майей поднялись на этаж, а Таня, Гуров и Толик вышли на улицу.
– Разрешите вас проводить? – спросил Гуров.
– Это после моего объяснения в любви? – Таня взяла Толика под руку. – Лев Иванович, я девушка строгих правил. За мной следует ухаживать с утра.
– Извини, старик. – Толик пожал мощными плечами.
