Открывая дверь своего номера, Гуров услышал телефонный звонок, вбежал и снял трубку:
– Гуров!
– Ты в служебном кабинете? – скрывая волнение, спросил Отари. – Второй час, я уже ехать к тебе собрался.
– Девушка не ушла в горы, не сорвалась в ущелье, но, к сожалению, не помнит, как выглядел мужчина, которого она видела ночью, – сказал Гуров. – Так?
– Хуже, – ответил Отари. – Она абсолютно уверена, что ночью видела мужчину высокого и полного.
– Прекрасно. Раз Кружнев небольшого роста и худощавый, значит, она видела высокого и полного. Великолепно! А как она тебе объясняет свой первый разговор с Татьяной?
– Говорит, напутала Таня, сплетница…
– Давай вздремнем, поутру начнем думать. Спокойной ночи. – Гуров положил трубку и лег.
Он знал, что заснуть не удастся, и не принуждал себя. Любые логические построения – не математическая формула, возможны ошибки, причем грубейшие. Причин для того достаточно. Ложная посылка, когда ты при конструировании собственной логики подменяешь логику совершенно иного, принципиально отличного от тебя человека. Особенно часто такое случается при попытке моделировать поведение женщин. «Я считаю, – думал Гуров, – что медсестра изменила свои показания под давлением извне. А если неверно было ее первое заявление? Сказала и сказала, что называется, сболтнула для красного словца, а сейчас испугалась. А если сболтнула Татьяна? Нет, Татьяна болтать не станет, она способна сказать неправду умышленно, преследуя определенные цели, только не болтать от глупости или скуки. Жаль, не удалось ее проводить. А почему она отказалась? Толика она не стесняется, значит, существует иная причина. Какая? Насколько легче работать с мужиком любой национальности и вероисповедания – он в поступках руководствуется логикой, а не настроением. Оставим. Вернемся к Кружневу. Кружнев, Кружнев, что-то я в тебе не разберусь. Хватаю, удержать не удается…» Гуров заснул.
Утром в гостинице появились Отари и следователь, расположились в кабинете директора и пригласили Кружнева.
Директор догуливал отпуск, кабинет пустовал, но главное, почему Отари решил проводить допросы в гостинице, а не в отделе, было стремление создать ситуацию, которая позволяла бы заинтересованным лицам быть как бы все время в курсе происходящего. Это вызовет толки, обсуждения, и, возможно, Гуров сумеет получить дополнительную информацию.
– Здравствуйте, Леонид Тимофеевич, – сказал Отари. – Садитесь, пожалуйста, мы вынуждены вас официально допросить.
Следователь знал о негативном отношении полковника к пустяковому делу и выполнял свои обязанности прямолинейно и формально, полагая, что майор Антадзе выслуживается перед москвичом.
– Кружнев Леонид Тимофеевич.
Следователь быстро заполнял страницу со всеми анкетными данными Кружнева. Предупредил об ответственности за дачу ложных показаний, попросил подписать, задал вопрос:
– Расскажите, пожалуйста, где вы находились и чем занимались с двадцати трех часов восьмого марта до восьми часов девятого марта этого года?
Сегодня Кружнев не походил на съежившегося несчастного человека. Смущенная улыбка с лица исчезла, он сидел, гордо подняв голову, сжав тонкие сухие губы, и, хотя вопросы задавал следователь, смотрел на Отари прямо и открыто неприязненно.
– Я не буду отвечать на ваш вопрос.
– За отказ от дачи показаний вы будете привлечены к уголовной ответственности, – сказал следователь.
– Это ваша работа, привлекайте.
– И привлечем, – неуверенно произнес следователь и покосился на Отари, давая понять, что пора вмешаться, иначе допрос, и без того бессмысленный, окончательно зайдет в тупик.
Прямая атака, предпринятая майором Антадзе, была вызвана следующими обстоятельствами. В семь утра к дежурному по отделу пришли две женщины и потребовали встречи с самым большим милицейским начальником.
Через полчаса Екатерина Иванова и Вера Матюшева, перебивая друг друга, признавались майору Антадзе в своих грехах. Иванова pаботала горничной в «Приморской», а ее ближайшая подруга Матюшева – медсестрой в ближайшем санатории. Именно у Матюшевой был майор накануне вечером.
Если убрать восклицания, междометия и сетования на судьбу, то история, которую они поведали Антадзе, оказалась довольно проста. У Кати Ивановой с Леонидом Кружневым роман, не курортная интрижка, а серьезная любовь и планы на совместную жизнь. Начальство в любовь не верит, за связь горничной с постояльцем может выгнать с работы, потому любовь тщательно скрывали. Ту проклятую ночь Кружнев провел у Ивановой, и она клянется здоровьем сына, что Леня как пришел после одиннадцати, так до утра и не выходил. Однокомнатная квартирка Ивановой находится во флигеле гостиницы, пятилетний сын Колька сейчас живет у бабушки.
Вера Матюшева живет при санатории в одной комнате с двумя подругами. У Веры есть жених, свадьба через месяц; вечером восьмого девушка с парнем загуляли, на дворе непогода, укрыться негде, и они решили зайти к Ивановой на чашку чаю, согреться. Но Иванова их в дом не пустила, и они допивали бутылку сухого под грибком неподалеку. Именно тогда Матюшева и увидела мужчину, который подошел к «Волге» по нужде. Зная, кто ночует у подруги, Матюшева и решила, что это Кружнев. Со зла, что Екатерина не пустила в дом, а на улице мокро и холодрыга, Вера трепанула про бухгалтера. Тут пошло-поехало – Матюшеву вызвали, потом товарищ майор сам приехал, она, Вера Матюшева, испугалась, что наклепала на невинного человека и счастье Екатерины нарушила, и бросилась к подруге.
Отари выслушал девушек, не перебивая, вспомнил анализ Гурова, его логические построения, собственные опасения, что неизвестные черные силы могут убрать опасную свидетельницу, и, если быть честным, злорадствовал. Ну, он лишь провинциальный второразрядник, а ты, столичный мастер, чего нагородил? «Попала под пресс, съедят, костей не выплюнут!» Отари совершенно не к месту рассмеялся. Девушки враз замолчали, глядели испуганно.
– Спасибо, красавицы, за доверие, – сказал он. – Разговор останется между нами, трудитесь, любитесь, рожайте детей, в общем, живите. И меньше болтайте, – закончил Отари сурово, встал, давая понять, что разговор окончен.
– Вы Леню не трогайте, он хороший, – сказала на прощание Катя Иванова.
Сначала Отари хотел позвонить Гурову, затем решил самолюбие товарища поберечь. Кружнева официально допросить. Ведь кто-то гайки открутил, факт, так пусть преступник узнает, что его видели. Может, начнет дергаться, глупостей наделает.
Кружнев, выпятив острый подбородок, смотрел на Отари воинственно. «Сильный мужчина, – уважительно подумал Отари, – не хочет женщину пачкать».
– А почему вы не хотите ответить на простой вопрос? – миролюбиво спросил Отари.
– Не вижу смысла.
– Раз спрашиваем, значит, смысл есть, – вспылил следователь.
– Подожди, Степан Прокофьевич, – сказал Отари. – Товарищ не понимает, надо объяснить. Вы знаете, Леонид Тимофеевич, в ту ночь угнали от гостиницы машину. Она сорвалась в ущелье и разбилась. Эксперты утверждают, что крепежные гайки правого переднего колеса «Волги» были свинчены. Вы не знаете, кто их открутил?
– Не знаю. – Кружнев удивился откровенности милиционера.
Следователь взглянул на майора, как на тяжелобольного, и решил о «заболевании» Антадзе доложить полковнику немедленно.
– И мы не знаем, – тяжело вздохнул Отари. – Вас видели той ночью у машины.
Откровенность майора преследовала две цели: дать пищу для разговоров, напугать преступника и выяснить, до каких пор станет молчать Кружнев.
– Глупости. – Кружнев сухо рассмеялся. – Я спал в своем номере и на улицу не выходил.
– Кто может подтвердить? – спросил следователь, записывая ответ Кружнева в протокол.
