Курортники здесь не живут, местные с такими зонтами не ходят. Он постоял здесь. Увидел, как прошел Зинич, как двинулся следом твой парень, и зашмурыгал в другую сторону.
– Нет, я этого парня…
– Почему его? – Гуров очень редко перебивал людей, но тут не выдержал. – Молодой следователь не выяснил, заперт был багажник машины или нет. Оперативник занимался сыском в милицейских ботинках. Ты, Отари, когда утром бреешься, в зеркало внимательнее смотри. Может, там и начальника отдела уголовного розыска увидишь.
Конечно, никакого старика с зонтом в доме не оказалось. Гуров стыдился своего срыва и, чтобы как-то смягчить ситуацию, напросился к Отари в гости. Майор всю дорогу молчал, накрывая на стол, готовя еду, делая кофе, тоже молчал.
– Ну что, мне извиниться? – спросил Гуров. – Ты устал, ошибаешься, я на отдыхе, мне раздражаться не следует. Сделали начальником – я стал хамом, старею.
Отари поставил перед Гуровым тарелку с горячей картошкой и овощами, бутылку коньяку, сел за стол, начал молча есть.
Лицо у майора было как у большого ребенка, которого поставили в угол. Хоть и заслуженно, но все равно обидно: вырос уже в углу стоять, надо бы прощения попросить, да слова забыл.
– Я говорил, – Гуров ел, обжигаясь. – Предположений у нас много, фактов мало, сегодня очень серьезный факт прибавился. Человек ниоткуда взяться не может и исчезнуть в никуда не может. Утром этот человек был лишь плодом нашей фантазии.
– Твоей фантазии, – поправил Отари. – Я тебе не верил.
– Сейчас мы имеем реальную фигуру. Вяжется цепь: особняк, Зинич, неизвестный, звонок твоему начальству. Значит, мы ничего не придумываем, мы пока не можем ухватиться, тем более что-либо доказать.
– Хорошо, Лев Иванович, ты прав, – сказал Отари. – Я с людьми недорабатываю. Почему ты вцепился в Рамиза? Я должен понять; ты уедешь – я останусь.
Гуров решил, что уже сгладил свою грубость и отвлек Отари, пора забыть обиду и двигаться вперед. Услышав вопрос, он вновь почувствовал раздражение, чуть было не ответил резко, еле сдержался. Он привык в служебных разговорах придерживаться деловой логики, а не выяснять личные отношения. Ни черта он не хочет узнать, желает оправдаться, доказать, что и провал оперативника, и успех Гурова – дело случая.
– Может, не будем? – миролюбиво спросил Гуров.
– Нет, будем.
– Ладно. Парень сказал, что в переулке в течение часа никто не появлялся. В это время суток так быть не может. Ясно: говоря «никого», он имеет в виду человека, вызвавшего бы у него подозрения. Его личные подозрения. Моя задача была проста: доказать, что жизнь в переулке не вымерла, люди ходили и ездили, заставить парня всех вспомнить, а потом уже судить мне, а не ему, кто заслуживает внимания. И хватит, Отари. О багажнике «Волги» я следователю сказал, желая одернуть его, поставить на место.
Гуров отодвинул пустую тарелку и отхлебнул кофе, подумал: можно еще напомнить майору, что не выяснено, каким образом Кружнев получил номер в гостинице. Да, работать в чужом коллективе так же неуютно, как жить в гостях. И не оттого, что твой дом хорош, а просто если в твоей семье принято, что каждый, встав из-за стола, убирает за собой, то вид немытых тарелок на чужом столе портит тебе настроение.
– Ты говорил, надо переходить в наступление. – Отари взял бутылку коньяку, открыл, понюхал, щелкая языком, и поставил на место. – На кого наступать?
– Розыскник идет по следу, – ответил Гуров, мысленно благодаря хозяина, что не начались дебаты об «одной маленькой рюмочке». – Такая наша профессия. Можно, сейчас необходимо определить, куда направляется преступник, сделать петлю и встать на пути. Выжидая и преследуя, мы можем наткнуться на труп.
Отари долго молчал, затем поднялся, взял со стола коньяк и убрал его в шкаф.
– Я не знаю, за кем бегу, как могу пересечь дорогу?
– Необходимо найти человека с зонтом.
– Смеешься? Как русские говорят? Иголка в стоге сена!
– Для розыскников это плохой пример. Надо, и я найду иголку в стоге сена. Нужны люди, которые не боятся работать и уколоться, перебрать стог руками, иголка никуда не денется, она стальная и острая.
– Кого искать? Где? Ты фанатик! Я много спрашиваю, мало предлагаю. Слушай меня. В республике идет следствие по делу наших бывших князей. Они у нас жили, отдыхали, безобразничали. Верно? – Отари пожал широкими плечами. – Видно, в твоей гостинице живет свидетель, которого они боятся. Этому, с зонтом, сказали: убери свидетеля, он людям спать мешает. Человек себя любит, руки пачкать не хочет, боится. Правильно рассуждаю, а? Пусть они убивают друг друга, нам меньше работы.
«Что я здесь делаю? – думал Гуров. – Не Москва, здесь свои обычаи, пусть убивают. Вчера майор Антадзе говорил, что он начальник уголовного розыска и обязан. Сегодня передумал. Какое мне дело? Ну, не получился отпуск, улечу в Москву, пойду с Ольгой в планетарий».
– Я так шучу. – Отари навалился на стол, обхватил голову широкими ладонями. – Мне не дадут людей, мы не перещупаем стог сена.
«А ведь я в его отступничество сразу и, пожалуй, с облегчением поверил, – подумал Гуров и отвернулся. – За чужое малодушие легко спрятаться, ты отличный и принципиальный человек, подполковник, тебе пора стать генералом».
– Чего молчишь? Ты такой умный, говори! – Отари, не рассчитав своей мощи, тряхнул Гурова за плечо и чуть не опрокинул на пол.
– Допустим, ты прав, и прокуратура ищет главного свидетеля, – рассуждал Гуров. – Произошла утечка информации, преступники на воле узнали об этом, стремятся опасного человека ликвидировать. Что могли узнать преступники? Если мы это определим, то выйдем на личность, которую разыскивает прокуратура и стремится убрать противник. Позвони в прокуратуру…
– Какой умный! – перебил Отари. – Вчера я мог узнать, кого, зачем, почему ищут. Сегодня со мной никто говорить не будет.
– Секретность, секретность, – вздохнул Гуров. – Друг другу не доверяем. Черт-те до чего дошли, не знаешь, кто свой, кто чужой. Позвони мне из прокуратуры, я бы тоже ответил – присылайте официальный запрос. А если запросить? – взглянул он на Отари.
– Рапорт на имя замминистра. Мой начальник рапорт не пропустит. Можно бы нарушить субординацию и поехать самому. Но пока меня генерал примет, если, конечно, согласится, пока будет говорить с прокурором республики, пока прокурор распорядится, чтобы меня ознакомили с делом…
– В котором двадцать томов. – Гуров согласно кивнул. – Такого времени у нас нет. Что делать? Думай Отари, думай!
Гуров отодвинулся к другому краю стола:
– Разыграем. Ты – следователь, я – преступник на воле. Ты ищешь свидетеля, найти не можешь. Я узнаю, что именно ты знаешь о разыскиваемом и сразу его определяю. Так что же конкретно я узнаю? Имя, фамилия? Не годится, с такими данными человека тебе, следователю, найти – не проблема. Приметы? Вот это возможно.
– Кличка, – подсказал Отари. – Кличка может по картотеке не проходить, а преступникам быть известной.
– Кличка? Нет, Отари, кличка из другого огорода. В тех сферах кличками не пользуются. Приметы, внешнее описание, броская примета.
– Среднего роста, худой, физически сильный. Кружнев? – Отари потер свою бритую голову, взглянул на Гурова скептически.
– Любые приметы Зинича и его прямая связь с загородными событиями выдали бы парня мгновенно. Лет пятидесяти с лишним, седой, интеллигентный, пользуется французским одеколоном. А?
– Да, по таким приметам я буду искать долго, – согласился Отари. – Слушай, а если дать в прокуратуру телефонограмму с перечислением примет Зинича и Артеменко и спросить, не разыскивается ли такой человек?
