бумаги; увидев друга, криво улыбнулся:
– Тебя дважды спрашивал Петр. Я ему сказал, что ты гуляешь в Александровском саду. Иди, он ждет тебя. Мне уже никто ничего не говорит, ну не старший опер, не ваш друг, я лишь прохожий.
– Заткнись, Станислав. Я лопатой разгрузил машину дерьма, устал и хочу выпить. Собирай свои бумаги, я схожу к Петру, и мы с тобой уматываем к чертовой матери. А точнее, ко мне домой, где выпьем, и я тебе расскажу страшную сказку…
Орлов взглянул на вошедшего Гурова, махнул рукой на стул, продолжал писать. Закончив, поднял голову:
– Я велел тебе сидеть на месте. Мои распоряжения – это мелочь?
– Не заводись, сам знаешь, ты ничего не велел.
– Вызывал Шубин, интересовался, как продвигается дело по розыску похищенных. – Орлов бросил на Гурова быстрый взгляд. – Там, на природе, тебе ничего нового не шепнули?
Гуров недоуменно пожал плечами.
– Шубин же отстранил нас от дела.
– Такого разговора не было, он лишь поинтересовался новостями.
– Они поступили ранним утром. Я не докладывал, так как интерес к делу был потерян, – спокойно ответил Гуров.
– Мы не дипломаты, а оперативники, – повысил голос Орлов. – Я тебе русским языком сказал, приказа о передаче всех дел в ФСБ не существует, значит, твоя работа продолжается. Все перевернулось, генерал Рыгалин получил другое задание. Твой друг Павел Кулагин десять минут по телефону рыдал от счастья.
– Случается, – заметил Гуров, налил себе воды. – Мы имеем данные на одного из подозреваемых захватчиков. Выполняя ваше задание, я распорядился проверить обстановку в близлежащих кварталах, расположение дома, квартиры, окон и балконов. Важно не торопиться, главное, не спровоцировать бандитов. Судя по всему, они опытные бойцы. Атака, спуск с верхнего этажа, взрыв двери здесь не годится. Мы должны обойтись без ОМОНа, рассчитывать только на оперативников.
– Лева, тебе не кажется, что ты меня учишь? – Орлов почесал за ухом. – Выждем, получим указания начальства, будем решать.
Гуров вернулся в кабинет, где застал распаренных Нестеренко и Котова.
– Григорий, выкладывай, у тебя получается лучше, – сказал Нестеренко.
Котов встал, заметив ухмылку Станислава, снова опустился на стул.
– Успехи в торговле цветами я опускаю, – начал Котов. – Мы осмотрели дом, обычный для Бибирева небоскреб, нашли нужный подъезд, поднялись на последний этаж, спустились пешком. Никаких пьяных, гулящих, любителей газетного чтения, все чисто и спокойно. Квартира Зарова на третьем этаже, имеется пожарная лестница. Дверь в квартиру обыкновенная, можно выбить ногой, замки – один смех. На той же площадке еще две квартиры. Хозяева одной живут на даче, владелец другой уехал в деревню к матери. Две квартиры имеют общую лоджию с легкой перегородкой. В принципе квартира беззащитна.
А в квартире Зарова все было без перемен. Люди устали находиться взаперти, исключение составлял лишь Шамиль, который рыскал по окрестным кварталам, недавно вернулся, принес Геме мороженое, завел Рощина на кухню и возбужденно сообщил:
– Все менты ушли в отпуск.
– Что ты говоришь, парень? – Николай Рощин сел на табурет. – Они нас нашли и бросили? Ты в своем уме? Это какая-то хитрость. Они не хотят лезть в квартиру, опасаются за жизнь посла и семьи. Нас выманивают на улицу.
Зазвонил телефон, который все эти дни молчал. Рощин перешел из кухни в комнату, посмотрел на аппарат, но трубку не брал.
Из другой комнаты вышел посол, тоже смотрел на телефон.
– Может, мне подойти? – спросил Юрий Заров. – Только я номер никому не давал.
– Надо ответить, – сказал Рафик. – Глупо делать вид, что здесь никого нет. Звонит человек, уверенный, что в квартире кто-нибудь да находится.
– Подойди. – Рощин пожал плечами. – Лично я никого не жду.
Посол снял трубку и ответил:
– Вас слушают.
– Господин посол? Здравствуйте, что же вы перестали звонить? Деньги на ваш выкуп, ровно три миллиона долларов, вторые сутки лежат в моем сейфе.
Рафик узнал немного гнусавый голос чиновника.
– Что вы молчите?
– Думаю, как вы узнали номер? И что кроется за столь заманчивым предложением? – ответил посол.
– Ничего не кроется, кроме желания освободить вас без всякого риска.
Рощин понял, о чем идет разговор, и отобрал у Рафика трубку.
– Нашлись деньги? – усмехнулся он. – Прекрасно! Сейчас я вам расскажу, как их мне передать.
– Пожалуйста, слушаю вас.
– Значит, так, вы упаковываете деньги в чемодан…
– В два чемодана, – поправил чиновник.
– Вы упаковываете деньги, – спокойно повторил Рощин. – И завтра в двенадцать дня приносите их на Пушкинскую улицу к дверям банка.
– Как я вас узнаю?
– А зачем вам меня узнавать? Надеюсь, в данный момент там не окажется толпы людей с двумя чемоданами. Я возьму у вас деньги и положу их в банк. Когда из Мюнхена придет подтверждение, что деньги получены, вы явитесь по данному адресу, где найдете всю семью в полном здравии. Если меня арестуют или деньги не поступят в Мюнхен, значит, вы получите господина посла и его семью мертвыми. Договорились?
– Конечно, конечно! Завтра ровно в двенадцать у дверей банка на Пушкинской улице.
– Дело сдвинулось, – Рощин положил трубку, – теперь, уважаемый господин посол, ваша жизнь в руках ваших соплеменников.
Рафик точно не знал, однако догадывался, что в правительстве и Администрации Президента у него много врагов. Он для элиты Баку был человек абсолютно чужой, жил и учился в Москве, затем в Англии, одевался и вел себя как европеец, главное, он не имел многочисленной семьи, обширных родственных связей, то есть был лишен мощной поддержки в среднем звене чиновников, которые в действительности и решали большинство вопросов политической жизни. У него не было врагов, но он не имел и друзей в Москве. Для местной элиты он всего лишь «какой-то» азербайджанец, неизвестным способом вылезший на политическую арену. В бывшем Союзе МИД решал все вопросы, сегодня в ведомстве России свои интриги и войны, и никому нет дела до посла другого государства. Психологически для Москвы «другое государство» осталось маленьким, незначительным островком, который отделился, со временем приплывет обратно. Так как захват посла и его семьи еще не попал в поле зрения телевидения и прессы, то и отношение к самому факту было не очень серьезным. Когда в Чечне захватили тележурналиста, об этом и говорили, и писали все. А тут посол с женой и детьми, и полное молчание. А ведь о данном факте знает достаточно широкий круг людей, и стоило одной газете проговориться, тут же откликнулось бы в Европе, а в Англии так наверняка, и покатился бы снежный ком, увеличиваясь на глазах. Рафик видел, что его захватчики растеряны, они не политические бойцы, несчастные, изувеченные войнами люди.
Лишь главарь Николай, со шрамом на лбу, держался твердо и был готов идти до последнего. Маленький Шамиль потерял фанатичный блеск в глазах, они превратились в глаза задиристого пацана, готового в любой момент подраться, но отнюдь не убивать безоружных людей. А тут еще неожиданно вспыхнувшая привязанность к маленькой Геме, которая, видимо, ассоциировалась у него с потерянной семьей.
Рафика раздирали сомнения: если чиновник посольства не врет и правительство выделило деньги на выкуп, все может быстро и благополучно закончиться. Но если это привычная для Востока хитрость и русских заманят в ловушку, неустойчивый мир взорвется, и флегматичные солдаты, готовые сегодня все бросить и уйти, окажутся припертыми к стене, то все кончится катастрофой. У них откроются зарубцевавшиеся раны, и хлынет кровь. Расстрелять четверых безоружных людей – дело нескольких секунд,
