– Спасибо, – перебил Гуров. – Молодцы, орденами награжу. Пузырев, значит? Хорошую фамилию взял, все у него ладно. Типичный бывший гэбэшник, работавший много лет за кордоном. Все у него ладно, однако… Скажи, Станислав.
– Ему приработок инструктором в тире совершенно ни к чему. Он должен на иномарке разъезжать, в солидной фирме работать. Человек такой квалификации сегодня очень многим нужен, но если по утрам тренироваться каждый день, так засветишься еще больше.
– Ты полагаешь, консервы?
– Полагать должен начальник, я лишь болтаю, – ответил Станислав.
– Прокачай его с Петром, он генерал.
– Следует за Пузыревым наружку выставить, – сказал Гуров. – Повседневно он не интересен, его главная связь в тюрьме, на запасной канал так быстро он не пойдет. Интересны его девочки, я бы с большим удовольствием посмотрел, как он ест в ресторане, как одевается в таких случаях. Понаблюдать его вечерок, и можно судить, «в цвет» мы выходим или в молоко мажем. Но заказать официальную наружку я опасаюсь…
– Ты начальника МУРа Тяжлова опасаешься, – вставил Станислав.
– Не его лично, а окружения, – спокойно ответил Гуров. – Вот ты, такой умный, ответь: в тюремном лазарете важнейшего свидетеля убили. Рядовой охранник? Медсестра? Уборщица? Кто?
– С одной стороны, ты прав, с другой…
– Ты помолчи, – перебил Гуров. – Все, что ты хочешь сказать, известно. Нельзя жить и каждого человека опасаться. Верно. Однако по возможности ограничивать круг информированных людей необходимо. В такое время живем. И не я его создал. Наружку заказывать нельзя, а если считать, что Пузырев человек высочайшей квалификации, пускать за ним Валентина с Григорием рано. Его следует напугать, но позже. На днях газеты напишут о нас неласковые слова. Вот когда Пузырев те слова прочитает, тогда его и пугнуть можно.
Генерал Орлов сидел за своим столом, стучал карандашом по лежавшим на нем газетам и, сдерживая гнев, говорил:
– Как вас понимать, господин полковник?
Гуров стоял вытянувшись, молчал. Станислав сидел на своем стуле и смотрел через весь кабинет в окно.
– Надеюсь, вы не принимаете меня за идиота и не станете утверждать, что подобный материал появился в газетах без вашего участия? – спросил генерал.
Гуров стоял не шелохнувшись, вспоминал свои клятвы, что не сознается даже под пыткой, смотрел в родное постаревшее лицо друга, и ему было стыдно. Сейчас соврать – значит не уважать ни Петра, ни Станислава, ни себя самого.
Петр бросил карандаш, расстегнул верхнюю пуговицу мундира. Генерал только что явился от заместителя министра.
– Сядь и говори, – выдохнул Орлов.
– Извини, Петр, выхода другого не вижу, – Гуров сел и закурил.
– Будешь умирать, тебе стакан воды никто не принесет. Ты всех друзей разогнал! Нельзя было сесть, поговорить, посоветоваться? – Орлов сжал переносицу. – Старею, мать вашу!..
– Все стареют, – Гуров пожал плечами. – Такая у меня работа, я за все должен отвечать один.
– Не говори красиво, пакостник. Нас всего трое осталось, беречь следует. Ты желаешь, чтобы он вылез из логова и начал на тебя охоту?
– Я не псих, Петр. И очень этого не хочу. Посоветоваться? Ну, считай, никаких статей нет, мы сидим втроем и советуемся. Я вас обоих уважаю и внимательно слушаю. Допустим, я не прав, могу уехать в командировку. Пошли меня на Камчатку. Думайте. Он же сейчас размышляет и не бросится завтра поутру к моему подъезду, не начнет палить из всех стволов. Он будет выжидать, у нас масса времени, можно насоветоваться до одурения. У нас нет и не может появиться ни одного доказательства.
– Взять и наплевать на него! – сказал Станислав. – Не война, немцы под Москвой не стоят!
– Я недавно говорил именно эту фразу. Говорил этим ребятам, – Гуров указал на газеты. – Кстати, они не вылили на меня и половины из того, что я им предложил.
– Не переживай, – Орлов махнул рукой. – Завтра подключатся другие газеты, радио и телевидение, тебе на всю жизнь хватит.
– Так за половину того, что здесь написано, не я отвечаю. Мы лишь задержали не того человека.
– А ты предполагаешь, выступит прокуратура и заместитель министра, скажут, простите, господа, давайте разберемся, кто за что отвечает. И дело не в том, что тебе наплевали в морду, утрешься. Важно, как ты собираешься действовать.
– Вы хотели советовать? Советуйте. На самом деле существует лишь один вопрос. Мы его отпускаем? То есть прессингуем и выгоняем из Москвы. Убежден, если только он не поймет, что мы не хотим его шкуры, он уедет, мы больше никогда о нем не услышим. Россия большая, людей много, он будет убивать в другом месте. Либо мы даем ему понять, что знаем его и снимаем с него шкуру, чего бы нам это ни стоило. Советуйся – не советуйся. Или – или!
– Я тебя люблю, но сволочь ты… – Станислав даже поперхнулся. – Тебе необходимо все точки над Ё расставить. Ты не можешь как люди. Где-то промолчать, не понять, не договорить, можно подзабыть, опоздать… Ты еще и лицемер! Сначала поднял всех на рога, теперь говоришь – давайте считать, ничего не было.
Гуров подмигнул Станиславу, тот махнул рукой и отвернулся. Орлов спросил:
– У тебя имеется конкретный план?
– Только стратегический и тактический, конкретный появится в последнюю минуту, когда карта ляжет.
– Излагай.
– Я допускаю, он сильнее каждого из нас в отдельности. Видимо, он из КГБ, «ликвидатор», прошедший специальную подготовку, имеющий многолетнюю практику. На этом вся его сила и кончается.
– Тебе мало? – не удержался Станислав.
– А я с ним стыкаться во дворе один на один и не собираюсь. До этого может дойти, но к тому моменту он уже будет не тот. ОН один, а нас много. Он будет ждать один, мы будем ждать вместе. Силы человека не беспредельны, скоро он начнет уставать, будет хуже спать, пользоваться таблетками. Он не пьет – скоро захочет выпить. Мы будем меняться и ему угрожать. Он прекрасно знает, у нас против него ничего нет. Но раз засек наблюдение, два засек… Раз столкнулся с сыщиком, два столкнулся… И начинают появляться бредовые мысли. Нет у них ничего, но они не сумасшедшие, чего же пасут, встречают, провожают?.. Значит, чего-то я не учел, что-то у них есть… И тогда он достает пистолет… И к тому моменту он должен быть абсолютно уверен – цель у него лишь одна. Полковник Гуров. Если его ликвидировать, вся цепочка рассыплется. И он станет свободен.
– Я могу согласиться, что оперы вышли на законсервированного «ликвидатора» бывшего КГБ или ГРУ, – неторопливо начал Орлов. – Но что именно он застрелил Голуба, отнюдь не факт.
– Киллеры такого класса в каждом подъезде живут? – скрывая усмешку, спросил Гуров.
– Я вас, полковник, не перебивал, – довольно резко ответил Орлов. – Приказываю. Подозреваемого негласно сфотографировать. Фотографию показать каждому сотруднику телевидения, работающему на этаже, где расположена гримерная. Если вы получите подтверждение, что данного человека в коридоре видели, тогда работайте. А иначе все это фантазии и пустая трата времени.
Приказ генерала выполнили, через два дня оперативники выявили трех человек, которые видели Пузырева неподалеку от гримерной. Какого числа и в котором часу, никто сказать не мог. Но это уже значения не имело. «Добро» начальника главка на разработку подозреваемого было получено.
В одном из находящихся в Москве посольств отмечали национальный праздник. С российской стороны присутствовали министр иностранных дел и один из первых вице-премьеров, который получил личное приглашение посла и не мог ответить отказом.
В принципе, все а-ля фуршеты похожи друг на друга. Женщины в макияже, в бриллиантах, с тренированными улыбками. Мужчины в смокингах, свежевыбритые, каждый обаятелен в меру природных возможностей. Преобладает английская речь, но слышна и французская, реже немецкая и русская.
