— Я спросила про твоего брата…
Я мысленно прокручиваю назад дни. Пятница, четверг, среда, вторник… Я силюсь воспроизвести в памяти свою последнюю процедуру удаления волос.
— Как так вышло, что из изуродованного он превратился в мертвого? — спрашивает Эви.
Свиные туши движутся слишком быстро, и художественный руководитель не успевает припудрить внутренние части их ярких блестящих выпотрошенных животов.
Я смотрю на кожу этих трупов и не перестаю удивляться — она чудесно выглядит. Неужели современные фермеры мажут своих свиней солнцезащитными кремами, думаю я. Я была настолько же гладкой вот уже, наверное, месяц назад. Может, было бы лучше, если бы в современных салонах вместо лазерных технологий и охлаждающих гелей применяли бы обыкновенные паяльные лампы?
— Космическая девушка, — говорит мне Эви. — Позвони домой.
В помещении, где развешаны свиные туши и где в данный момент находимся мы, слишком холодно, особенно в платье из нержавеющей стали.
Какие— то ребята в белых халатах трапециевидной формы и ботинках на низких каблуках вынуждены время от времени опрыскивать вспоротые свиные животы -от них исходит пар. Я чувствую себя паршиво и с радостью поменялась бы местами с этими парнями. Или даже со свиньями.
— Полиция не поверила в историю о странном попадании баллончика в мусорное ведро. Решила, что либо мама выбросила его туда, поступив неслыханно небрежно, либо папа заехал Шейну по физиономии в приступе ярости, — отвечаю я Эви.
Фотограф предлагает:
— Может, нам перейти на какое-нибудь другое место, туда, откуда туши будут смотреться не настолько яркими? Туда, где на них падает меньше света?
— Когда они движутся, создается стробоскопический эффект, — говорит художественный руководитель.
— А почему полицейские вам не поверили? — спрашивает Эви.
— Потому что им постоянно звонил какой-то неизвестный, — отвечаю я.
Фотограф интересуется:
— Мы можем на какое-то время остановить цепь?
— Только при условии, что люди на какое-то время откажутся есть мясо, — отвечает художественный руководитель.
Мы с Эви сознаем, что возможность по-настоящему отдохнуть у нас появится лишь через несколько часов.
— Кто-то говорил о вас полиции какую-то ложь? — спрашивает Эви.
Парни в белых халатах в очередной раз заканчивают опрыскивать свиней, косясь в нашу сторону и хихикая. Они заигрывают с нами.
— Шейн убежал из дома, — говорю я Эви. — Все случилось очень просто. А пару лет назад предкам позвонили и сообщили, что он мертв.
Мы подходим как можно ближе к движущимся тушам, все еще теплым.
Пол под нашими ногами жутко грязный и скользкий. Эви делится со мной задумкой написать «Золушку» на новый лад. В которой вместо платья и туфелек Золушке делают ряд пластических операций — подтяжку лица, имплантацию, липосакцию. И Золушка превращается в одинокого маленького мальчика.
— Если задумываешься о том, сколько мой брат получал внимания, тогда понимаешь, что он сам положил этот чертов баллончик в мусорное ведро, — говорю я.
Глава двадцать пятая
Перенесемся в один из городов Айдахо. Мы с Бренди ходим по магазинам главной улицы, на которой есть также и булочная, где продают вчерашний хлеб, закусочная и агентство недвижимости, в которое зашел наш мистер Уайт Вестингауз, чтобы побеседовать с кем-нибудь из риелторов.
Мы направляемся к магазину подержанной одежды. Он расположен напротив булочной. Бренди рассказывает, какой фокус проделывал ее отец со своими свиньями, прежде чем везти их на продажу, — пичкал их гадостью, подобной той, что продают в этой булочной.
Воздух свежий и чистый. Солнце ласкает кожу желтыми лучами. Где-то совсем недалеко от нас — медведи и горы.
Мы входим в магазин. Бренди смотрит на меня поверх вешалки с подержанными платьями.
— Ты когда-нибудь слышала о подобной афере со свиньями, дорогая? — спрашивает она.
А еще он продавал картошку в трубе, ее отец. Брал мешок и ставил в него кусок трубы. Вокруг трубы насыпал хороший свежий картофель — крупные крепкие клубни, саму трубу наполнял прошлогодней картошкой, жухлой, порезанной, наполовину сгнившей. Потом вытаскивал трубу и продавал картофель у обочины дороги по более дешевой цене, чем в других местах. Часто даже брал с собою детей. Он занимался благим делом — зарабатывал деньги для семьи.
В тот день у нас в Айдахо был «форд». Коричневый изнутри и снаружи.
Бренди принимается рассматривать каждое платье на вешалке.
— Ты когда-нибудь слышала о чем-нибудь настолько же подлом? — спрашивает она.
Перенесемся к нам с Бренди на главную улицу одного из городов Айдахо. Мы в примерочной все того же магазина подержанной одежды, размерами напоминающей телефонную будку.
Я помогаю Бренди влезть в бальное платье. Создается впечатление, что эта одежка принадлежала когда-то самой Грейс Келли и что на ней невидимыми буквами выведено «Чарльз Джеймс». Переливчатая розовая органза и нежно-голубой бархат укреплены с обратной стороны скелетом из проволоки и обручей.
Эти платья — самые замечательные, говорит Бренди. Бальные конструкции, вечерние инженерные сооружения с кринолинами и лифами без бретелек, стоячими воротниками в форме подковы и расширяющимися книзу рукавами, утягивающимися поясами, басками и опорами. Их век недолог. Натяжение, сжатие, постоянная борьба тонкой ткани с кольцами и проволокой — все это быстро разрушает шелк и крепдешин. А когда внешняя сторона, то, что представлено взглядам окружающих, теряет свою прочность, внутренности прорываются наружу.
Принцесса говорит:
— Мне необходимо съесть таблеточки три дарвона, чтобы втиснуться в эту прелесть.
Она протягивает руку, и я даю ей то, в чем она нуждается.
Ее отец, рассказывает Бренди, он нашпиговывал говядину дробленым льдом, чтобы наполнить ее водой, а потом продавал. А иногда не льдом, а злаковыми.
— Он был неплохим человеком, — говорит Бренди. — Просто чересчур четко следовал своим правилам.
Его правила, по словам Бренди, состояли не в том, чтобы быть кристально честным и справедливым, а в том, чтобы уберечь семью от голода и бедности. И болезней.
Иногда по ночам, говорит Бренди, когда она спала, ее отец приходил к ней в спальню.
Я не хочу это слышать.
Проверо— дарвонная диета Бренди повлекла за собой эмоциональную булимию. Теперь она не в состоянии хранить даже самые страшные тайны.
Я расправляю на ушах свои покровы.
Спасибо за то, что не лезете ко мне в душу.
— Иногда по ночам папа приходил и опускался на край моей кровати, — говорит Бренди. — И будил меня.
Это был наш папа.
Бальное платье обрело новую жизнь, заблистав на фигуре Бренди. Это даже не жизнь, а нечто большее, настоящая сказка.
В последние лет пятьдесят в таких платьях не появляются нигде.
На боку у Бренди широченная молния. Ее талия плотно охвачена корсажем, половина груди, плечи и
длинная шея обнажены. Ноги скрыты облаком желтого тюля, украшенного чрезмерным количеством вышивки и жемчужных зерен.
